Темная сторона российской провинции
Шрифт:
— Фекла? — Барон, казалось, успокоился, взял себя в руки. — Возможно, вы правы. И даже трижды правы! Но я ни в коем случае больше не доверю единственное дитя этой невежественной деревенщине!
Доктор с бароном не спорил.
— Разумеется! — воскликнул он. — Да и необходимости нет. Катерина Ивановна уже давно здорова.
С этого дня они постоянно были вместе: маленькая Александра-София, ее мать, Катерина Ивановна, и любимица баронессы кукла Алекса.
Поначалу пришлось нелегко: первые недели Катерина Ивановна пребывала в угнетенном состоянии духа. Необходимость разделять свою жизнь
Даже помощь домочадцев не снимала душевного напряжения. Но материнство естественно, и в конце концов Катерина Ивановна, как и все женщины мира, стала постепенно привыкать к своей новой роли и даже находить в ней особенное, ни с чем не сравнимое удовольствие.
Ей нравилось, когда малышка, проснувшись, теплая и розовая со сна, улыбалась ей, — это было всегда неожиданно, как внезапный луч солнца посреди хмурого дня, а улыбка и взгляд ребенка становились все более осознанными. Александра-София училась узнавать маму и уже пыталась приветствовать ее на своем младенческом языке. Баронесса учила дочку говорить, и в этом ей помогала Алекса.
— Ма-ма. Скажи. Ма-ма. Ну?
Катерина Ивановна взяла в руки куклу и наклонила над кроваткой. Кукла произнесла: «Мамочка, я люблю тебя!»
Маленькая Александра-София, вытаращив круглые голубые глазенки, пустила слюни на подбородок и, встав в кроватке, замахала ручками.
Выражение лица у нее при этом сделалось таким серьезным и целеустремленным, что баронесса засмеялась. А девочка тем временем дотянулась и цапнула Алексу за волосы.
— Нет-нет, ты же порвешь, сломаешь! — испугалась Катерина Ивановна.
Но девочка зажала в кулачке одну из блестящих кудряшек и ни за что не хотела отпустить.
Баронессе пришлось разжимать кулачок дочери насильно. Александра-София при этом расплакалась, а паричок Алексы растрепался: часть волос вылезла и осталась на полу.
— Ай-ай-ай! Надеюсь, Алекса не обидится на тебя, — сказала баронесса и убрала куклу на полочку этажерки, туда, где стояла маленькая керосиновая лампа-ночник.
Все случилось в полночь.
Запах гари разбудил прислугу в нижнем этаже. Перепуганная девушка выглянула на лестницу: черные клубы дыма шли с верхней площадки…
Источник пожара обнаружился в детской. Вопли служанки подняли на ноги всех, кто был в доме.
Сообща бросились тушить огонь. Комнату залили водой, и, когда дым рассеялся, страшная картина предстала глазам обитателей дома.
Барон фон Рённ, растолкав слуг, застыл на пороге, не решаясь войти и преграждая путь своей супруге. Он издали разглядел обугленный остов детской кроватки и что-то красно-черное на дне, в обгорелом и все еще тлеющем детском ватном одеяльце, от которого вились синеватые струйки дыма…
— Доченька! — Истерически рыдая, Катерина Ивановна вцепилась в мужнину руку и, не сознавая себя, дергала и трясла ее. — Пустите же!
— Не надо, — прошептал барон и попытался задержать жену, но сил у него не хватило.
— Пустите, — сказала Катерина Ивановна и, оттолкнув мужа, кинулась к детской кроватке. К тому, что от нее осталось. Осколки разбитой керосиновой лампы и кукла на полу подсказали, что именно здесь произошло.
Алекса упала на пушистый ковер в двух шагах от колыбели и, благодаря этому, не пострадала совершенно. Ни единой трещинки не осталось на безмятежном фарфоровом
Но горящая керосиновая лампа, которую, падая, она случайно зацепила и увлекла за собой вниз, угодила прямо в колыбель. Тяжелый медный резервуар керосинки ударил младенца по голове и, вероятно, оглушил. Поэтому девочка не кричала, не билась, а тихо сгорела заживо.
Такие факты установила потом полиция. Войдя в детскую, баронесса шагнула к кроватке дочери, но, наткнувшись на куклу, машинально подняла игрушку.
— Мамочка, я люблю тебя! — сказала Алекса, оказавшись на руках у Катерины Ивановны. Услышав этот голосок, такой знакомый и нежный, баронесса вздрогнула и… улыбнулась. Она прижала к груди уцелевшую в пожаре куклу, ласково поглядела в ее красивое фарфоровое личико и спокойно, как ни в чем не бывало, вышла из страшной комнаты, где еще дымился труп ее дочери.
С тех пор баронесса не расставалась с куклой.
Ни на швейцарском курорте, куда ее отправили вскоре по совету семейного врача. Ни в парижской лечебнице для душевнобольных, где больной разум и сломанную душу пытались лечить с помощью гальванических ванн.
Никакие курсы и методы результата не дали: Катерина Ивановна фон Рённ продолжала нянчить фарфоровую игрушку, считая ее своей настоящей дочерью. И эта всех пугающая привязанность с каждым днем только росла.
В клинике доктора Гриневского, в загородном гребневском филиале, баронесса провела несколько лет. Именно здесь будущий писатель Александр Грин познакомился с удивительно красивой душевнобольной дамой, которая чувствовала себя вполне счастливой, пребывая где-то в райской вечности с неживой «дочкой», единственной своей близкой подругой.
История баронессы и ее куклы произвела сильное и болезненное впечатление. Бурная фантазия писателя перемешала новые образы со старыми идеями, давно занимавшими его разум, и спустя много лет на свет появился рассказ «Серый автомобиль», повествующий о сумасшествии, об ожившей кукле, о пугающе живой Смерти и убивающей мертвой Жизни.
— «Берегитесь вещей! Они очень быстро и прочно порабощают нас». Это написал Александр Грин в 1925 году, — сказал Шалимов, обхватив рукой лоб, как будто у него внезапно заболела голова. Вероятнее всего, так оно и было, потому что гримаса, исказившая его доброе и беспомощное лицо, так и не сошла с него — вплоть до момента, пока мы с ним не расстались.
— Вы рассказали очень интересную историю, — сказал я, упаковывая в чехол фотоаппарат. Автобус, которым я собирался уехать обратно в город, вот-вот должен был подойти. Мы стояли в десяти шагах от остановки и уже пожали друг другу руки, прощаясь: Шалимов явно торопился уйти. Однако у меня еще были вопросы, ради разъяснения которых я готов был задержать его и задержаться сам.
— Так все-таки: о каком же сходстве вы говорили?
Шалимов поморщился, но остановился и ответил:
— Незадолго до открытия музея один из сотрудников, занимавшихся реставрацией, обнаружил в подвале, в небольшом тайнике среди печного фундамента, очень красивую старинную куклу. Она была в достаточно хорошем состоянии, и мы сразу решили, что включим ее в будущую экспозицию. Наши художницы-мастерицы обновили ее гардероб. Им всем нравилось работать с этой куклой, и женщины даже ссорились из-за нее. Никак не могли решить — кому именно она будет говорит своим писклявым голоском: «Мамочка, я люблю тебя!»