Темная жатва
Шрифт:
Переведя дух, Леннарт толкнул дверь; та поддалась, на удивление, легко. Советник осторожно переступил порог… и в глаза ему ударил свет: не магический; самый обыкновенный свет солнца, что висело в ясном небе над зелеными лугами.
Моргая и не веря глазам, Леннарт Кольм взирал на траву лугов, на лесистые холмы вдалеке; на стадо мирно пасущихся коров и на небольшую речку, которую можно было пройти вброд. А еще — на избы под соломенными крышами: где-то среди них находился и дом его детства. Именно таким Леннарту запомнилось это место. И оно не изменилось с той поры…
Трава под ногами была мягкой и сочной — как
— Да нет уже его, отчего дома! Не-ту! Как и родителей… И места этого больше нет… вернее, место есть, но выглядит-то наверняка по-другому. Столько ж зим прошло.
Высказав все, что он думает о столь бездарной иллюзии, советник торопливо зашагал к столбу для указателей, стоявшему неподалеку.
— Эх, вы, — ворчал Леннарт, обращаясь не то к мороку подземелья, не то даже к самим Темным Владыкам, — не могли придумать ничего лучше?
Предчувствия не обманули: на одной из дощечек-указателей он нашел ровно то, что искал — диковинный символ, вырезанный прямо ножом по дереву. Нашел, коснулся его ладонью, и рисунок вспыхнул белым холодным светом.
Затем исчезло видение луга, деревни и столба; Леннарт снова был в подземелье… точнее, в небольшой пустой комнате. И только Руна Власти осталась с ним; она сияла, выведенная на одной из плиток, коими были выложены стены комнаты. Леннарт нажал на плитку — и она отошла, сама легла в его руку.
«А вот интересно, — подумал советник ни с того ни с сего, — какую же ловушку-видение духи этого места уготовили… ну хотя бы для вальденротского наемника? Наверное, ему подсунули всех людей, убитых им ради денег. И уж они-то отыгрались… хе-хе.
Все-таки совесть — страшная сила. Против любого… кроме адепта темного культа. Против адепта и впрямь… разве что картинки из детства могли сработать… и то необязательно».
Положив плитку-руну за пазуху, Леннарт двинулся в обратный путь.
«А ведь я едва не проговорился, — вспомнил он по дороге, — о своих планах… когда речь зашла о цепи и поводке. Хорошо, дикарь не понял, а ведь разница проста как краюха хлеба. На цепь зверя сажают, чтобы удержать его, чтобы он никуда не убежал… зараза, а на поводок — наоборот. Чтоб он пошел… но ровно туда, куда велят».
Интерлюдия
Сошла лавина с гор
На последней паре лиг Густаву пришлось спешиться: конь просто не выдержал столь долгой и непрерывной скачки. Он вообще-то не был приучен ни к чему подобному, будучи лишь простым деревенским конягой — из тех, кого обычно запрягают в телегу или плуг. А не гонят во весь опор, неустанно помыкая и не давая ни мгновенья продыху. Добро, хоть сколько-нибудь промчал, а не сразу пал, с непривычки-то…
Поняв, что большего от коня не добиться, Густав бросил его у обочины. Остаток пути он преодолел на своих двоих: рывками, срезая дорогу, продираясь через кусты и спотыкаясь о корни деревьев. А заодно кляня на чем свет стоит владетеля родного поселка, коего угораздило уехать в Вальденрот, на очередной Совет. И ни раньше ни позже, а именно в тот злосчастный день, когда понадобилась его помощь.
Справедливости ради, нельзя было сказать, что беда, пришедшая к односельчанам Густава, стала для них неожиданностью. Отнюдь. Уж чего-чего, а насмотреться на заснеженные вершины гор, возвышавшихся над родными соснами, те за жизнь свою успели… как и отведать плодов соседства с этой красотой.
Не проходило и года, чтобы в Лесной Край не наведывались незваные гости с северных гор — такие же суровые, как тамошняя зима и столь же охочие до чужих жизней. Торнгардцы бежали от герцогского гнета; непокорные дикие горцы совершали вылазки за провизией, ценными вещами… а временами и просто ради утоления собственного буйства. Причем, разрушить, сломать и испортить люди горных кланов стремились несоизмеримо больше, чем в итоге уносили с собой. Наконец, под сенью здешних лесов пытались укрыться разбойничьи шайки, состоявшие как из горцев, так и из отщепенцев Торнгарда. Все, чего хотели они — это найти приют, спрятаться, отсидеться; избежать заслуженной кары, после чего вновь вернуться к своему кровавому промыслу.
У всего этого пришлого люда имелось нечто общее: и те, и другие, и третьи, спускаясь с гор, попадали словно бы в другой мир. В мир куда более добрый: где солнце способно греть, а не просто висеть в небе холодным светлым кругляшом; где ветер не бьет в лицо, а лишь слегка прикасается. И где под ногами все чаще мягкая трава, а не жесткий камень, а первый попавшийся человек почти наверняка не умеет держать меч — ибо зарабатывает на жизнь не чужой кровью, а собственным потом.
Оказавшись в непривычно мирном для себя, почти идиллическом Лесном Краю, пришельцы с гор вели себя подобно голодному волку, имевшему счастье проникнуть в теплый хлев. Вернее, пытались вести: до покорности домашнего скота местным жителям было все-таки далеко. В предгорных лесах чужаков ждали Тени Леса — разведчики и следопыты, в своей жизни научившиеся двум вещам: надежно прятаться и метко стрелять. Пара стрел из-за деревьев доходчиво напоминали пришлому отребью, кто в этих местах охотник, а кто едва тянет на падальщика.
Нелегко приходилось и тем, кому посчастливилось избежать подобной встречи. Даже самый отъявленный негодяй не был шибко хорош против двух десятков крестьян с топорами и вилами. Один такой смельчак до сих пор «украшает» собою дерево в лиге от поселка Густава… На легкую добычу рассчитывать не приходилось тем более: не случайно чуть ли не каждое селение в прилегающих к горам землях было окружено частоколом или земляным валом. И поселок, в котором жил Густав, отнюдь не стал исключением.
Только вот на сей раз к нему пожаловал целый отряд: с полсотни дикарей, одетых в звериные шкуры и шапки, сделанные из медвежьих голов. С топорами… а кое-кто даже с мечами, не иначе как отбитыми у людей герцога Торнгардского. И с боевым кличем, более похожим на рев дикого зверя — на устах.
Односельчане Густава оказались тоже не робкого десятка, даром что мужчин в поселке находилось меньше, чем чужаков. Враз захлопнулись ворота, частокол встал стеной на пути горцев, а самые ретивые из них очень скоро полегли наземь, проткнутые стрелами. Живя недалеко от леса, односельчане Густава пробавлялись не одним лишь крестьянским трудом — не чурались они и охоты. Благодаря чему умели обращаться с луками… а еще знали: стрелой, способной убить медведя, человека отправить к демонам тем более можно.