Темное дело (сборник)
Шрифт:
А теперь он, по существу, достиг вершины. Я бы не удивился, если бы узнал, что он пресытился своей профессией.
Услышав эту исповедь, я покачал головой и только и смог, что произнести:
— Ох, и ушлая же вы сволочь…
Какое-то подобие интереса к моей персоне мелькнуло в его глазах:
— В ваших устах это звучит как комплимент, — заметил он.
— Это и есть комплимент, — кивнул я. — Представляю, что вам пришлось пережить, чтобы довести свою профессию до совершенства. Чердаки, подвалы, ветки
— Все мы грешны, — туманно ответил он, и я оценил его деликатность. Беда не в том, что все мы занимались когда-то рукоблудием, беда в том, что кое-кто из нас так и не смог вовремя остановиться.
— Перейдем к делу, — предложил я. — Что вы хотите от меня? Ведь не подарить эти снимки вы сюда заявились?
Стас усмехнулся.
— Именно подарить, — сказал он, и я опешил.
— То есть как?!
— Именно подарить, — снова повторил он. — Вы не понимаете. У меня земля горит под ногами. За подобные снимки эти люди убьют кого угодно, и пока фотографии не опубликованы, они представляют серьезную опасность их обладателю.
Только теперь до меня стало доходить.
— То есть вы хотите сказать, — медленно проговорил я, — что если сейчас в дверь моей квартиры войдут те, о ком вы говорите, за нашу с вами жизнь никто не даст ни копейки. Так по-вашему.
— Да, — согласился он неохотно. — Поэтому спасти нас может только гласность. То есть немедленно опубликование хотя бы части этих фотографий. Это их остановит.
Нет, мне положительно нравилась эта его естественность — «нас»! Кто его сюда звал, интересно.
Но доля истины а его словах была.
— Нужен соответствующий текст, — произнес я, рассматривая снимки: сказал, чтобы хоть что-то сказать.
— Это по вашей части, — пожал он плечами.
Тут-то мне и пришла в голову эта мысль. Ничего выдающегося в ней, правда, не было, любой мало-мальски профессиональный журналист додумался бы до нее, но мне в тот момент она показалась гениальной.
Я поднял голову, окинул его цепким, надеюсь, оценивающим взглядом и спросил:
— А что им, собственно, известно о вас?
— Этого я не знаю, — покачал он головой. — До взрыва на вернисаже я вообще самоуверенно полагал, что им ничего обо мне неизвестно. Я только послал им фотографию, ту, с двойником. На машинке отпечатал письмо, в котором указал примерную сумму за негатив.
— Что значит — примерную? — перебил я его.
— Я был готов торговаться, — просто объяснил он.
С каждой минутой он мне нравился все меньше и меньше, и хотя сдерживаться было трудно, выручал меня только профессиональный интерес. Двойник — мечта любого журналиста. Вы понимаете, о какого рода двойниках я веду речь. Да, ну так что там дальше?
— Дальше, пожалуйста, — сказал я.
Он кивнул и продолжил:
— Я понятия не имею, каким образом они меня вычислили, и уж тем более не представляю, каким образом они подложили мне в аппарат бомбу.
— Напомните мне, как он попал к Сюткину?
— Господин Сюткин был удивлен, как мне его удалось протащить сквозь кордоны, — именно так он выразился. Для меня этой проблемы никогда особо не существовало.
— Могу себе представить, — кивнул я.
— Он не удержался и попросил сделать снимок, что вообще-то для меня удивительно. Для фотографа это все равно, что пользоваться чужой зубной щеткой.
— А зачем вы дали Косте фотографии, если хотели продавать их, а не публиковать?
Немного помолчав, он признался:
— Это было частью моего плана. Если б со мной что-нибудь случилось, фотографии могли бы пойти в ход.
— То есть сначала вы подставили Костю, а теперь подставляете меня, — проговорил я. — Думаю, что людей вы рассматриваете исключительно как инструмент для осуществления своих планов, я не ошибся?
— А разве вы на них смотрите по-другому? — возразил он, и я почувствовал, что какой-то резон в его словах есть. — Разве вы не хотите как-то использовать то, что я вам принес? Сомневаюсь.
— Не сомневайтесь, — подыграл я ему. — Вы настолько правы, что я думаю рассказать о вашей интересной жизни на страницах нашей газеты.
— Вы с ума сошли? — испугался он.
Это и была та самая мысль, которая пришла мне в голову. До предела простая и в чем-то замечательная.
— Вовсе нет, — ответил я ему. — Разве вас не привлекает слава? А снимки будут иллюстрацией вашей трудной и опасной профессии.
— Кажется, я сделал ошибку, придя к вам, — проговорил он после очень долгого молчания. — Но не могу же я вас теперь убить.
— Не надо меня убивать, — попросил я его. — Я не пишу о тех, кому из-за этого может угрожать опасность, если они никого не убили и ничего не украли. Так что можете быть спокойны.
— Спасибо, — серьезно сказал он. — Вы будете это публиковать?
— Надеюсь, — я не хотел говорить ничего конкретного. — Где я могу вас найти?
— Зачем? — снова испугался он.
— Мало ли.
— Не надо, — быстро проговорил он. — Я сам свяжусь с вами.
— Каким образом?
— Пока не знаю. Но свяжусь обязательно.
— Ну что ж, — пожал я плечами. — Хозяин — барин.
И вот тут-то в дверь и позвонили. И только теперь я увидел, что такое настоящий испуг на лице моего гостя. Он побледнел и стал таким же белым, как мой лист, на котором я сейчас все это печатаю.
— Кто это? — с ужасом прошептал он.
— Не знаю, — удивленно ответил я. — Вообще-то я никого не жду, но это может быть кто угодно, начиная от уборщицы, которая моет лестницу в подъезде, кончая моей любовницей, или даже может быть — вашей, — не удержался я.