Темное дело (сборник)
Шрифт:
— Вы должны отдать эти негативы, — сказал я, изо всех сил стараясь произвести на него впечатление. — Деньги — не самое главное в этой жизни.
Он посмотрел на меня с подозрением, и я понял, что его обуяли нехорошие мысли.
— Вы продали меня, Лапшин? — прошипел, простите за банальность, этот человек.
— Не говорите глупости, Лейкин, — устало вздохнул я. — Я не Иуда, да и вы на Христа не тянете. К тому же, если то, о чем вы говорите, было бы правдой, сейчас с вами разговаривал бы не я, а некий бездушный робот по имени Иван Альбертович. Вам ясно, надеюсь?
Он немного помолчал,
— Более чем.
— Вот и хорошо, — заговорил я примирительным тоном. — А теперь послушайте меня. Может быть, вы еще сможете выпутаться из всей этой истории.
— Сомневаюсь.
— Не все так трагично, — успокоил я его. — Если сделать все умно, можно выйти сухим из воды.
Он покачал головой и снова сказал:
— Сомневаюсь.
— Зачем-то вы сюда пришли, верно? — спросил я. — Вы даже драться успеваете, вон какой синячище нажили. Значит, кипит в ваших жилах кровь, а не водица. Немного уверенности, и все будет в порядке.
Он не повторил своего слова, но я разозлился. Какого черта я его уговариваю?
— Вот что, — откровенно сказал я. — Вы мне надоели.
— Что? — испуганно посмотрел он на меня.
— Когда вы Бог знает какими путями пробираетесь, чтобы сфотографировать черт знает что, вы не комплексуете. А когда речь идет чуть ли не о вашей жизни, вы впадаете в депрессию и уныние.
— Это разные вещи, — резонно ответил он мне.
И он таки прав, черт меня возьми. То, чем он занимается, понял я, не что иное, как особая форма наркотика. Даже если его жизни будет угрожать смертельная опасность, он будет так же продолжать рисковать собственной шкурой, чтобы делать свои гнусные снимки, прятаться, лезть по водосточной трубе, менять объектив, балансируя на одной ноге, зацепившись за грозящую рухнуть балку, и получать от всего этого удовольствие, которое может быть сравнимо с кайфом принятой дозы после долгой ломки.
— Возьмите себя в руки, — буквально потребовал я. — Если я говорю, что есть путь к спасению, значит, он есть.
Я намеренно взял высокопарный тон. Мне казалось, что именно он сможет хоть в чем-то убедить его. И действительно, Лейкин снова посмотрел на меня, и в его взгляде уже читалась надежда.
Я вздохнул с облегчением.
— Только мои инструкции нужно выполнять беспрекословно, — предупредил я его.
Он кивнул, завороженно глядя на меня.
— Конечно.
Через полчаса мы вышли из двора и разошлись в разные стороны. Настроение у Стаса заметно улучшилось; когда я кивнул ему на прощание, он даже улыбнулся.
Но руки я ему все-таки не подал. Когда-нибудь моя щепетильность сыграет со мной злую шутку.
Впрочем, что это я раскаркался? Впереди еще слишком много дел, чтобы трепаться попусту. За дело, Лапшин!
Не скажу, чтоб я самому себе нравился, но жить было интересно.
Ну не люблю я, когда меня припирают к стене!
Глава 8
1996 г. ЗИМА. БАНЯ. ХОЗЯИН и СЛУГИ
1
Борис Николаевич очнулся от того, что почувствовал, как ему сделали укол. Тело вдруг сделалось легким как воздушный шарик, бывший майор взмыл к потолку, и уже оттуда, из-под потолка, сверху, он увидел, что укол ему сделала прекрасная женщина с формами модели. Женщина поманила его пальцем, пряча почему-то правую руку за спиной:
— Спускайся, Борис Николаевич!
— Зачем?
— А вот спускайся, тогда и увидишь.
— Я и так вижу, — отозвался Борис Николаевич, — у вас за спиной шприц…
— Шприц, — легко согласилась женщина. — Ну и что?
— Почему вы его прячете?
— Чтобы не пугать тебя…
— Я не боюсь! — расхрабрился Борис Николаевич.
— А раз не боитесь, Борис Николаевич, — мягко перешла на «вы» женщина, — то спускайтесь. Ничего страшного с вами не произойдет… — Интонации воспитательницы из детского сада неожиданно пропали, и она грубо закончила: — Ни хрена с ним не будет!
Борис Николаевич открыл глаза.
Увы! Он больше не парил под самым потолком, а лежал на жесткой кушетке, и женщины с формами модели рядом с ним не было. Напротив — это был огромный, грузный человек с красными мешками под усталыми глазами. И если человек и напоминал врача, то, явно, военного.
— Ни хрена с ним не будет! — повторил огромный.
— Ты уверен?
— На все сто!.. Погляди, он уже глазками лупцует.
— Показалось.
— Точно! — Огромный нагнулся над Борисом Николаевичем. — Ну, хочешь, я ему еще укол сделаю?..
Услышав про укол, Борис Николаевич непроизвольно вздрогнул. Это движение не ускользнуло от огромного. Он осторожно потряс Бориса Николаевича за плечо. Затем приподнял и усадил, подставив под спину что-то мягкое.
Теперь Борис Николаевич увидел второго. Вернее, второго и третьего. Они были почти одного роста, в одинаковых светлых плащах и черных блестящих туфлях. Стоявший рядом с Борисом Николаевичем жевал резинку. Он был похож на бульдога. Другой — застывший возле самой двери — во время всего последующего разговора не проронил ни слова. Но его красноречивое молчание было, порой, гораздо выразительнее любых фраз…
Едва только Борис Николаевич разглядел тех, кто находился в помещении, у него не осталось и капли сомнения, что с ним вновь имеют дела «органы».
Некоторое время Огромный и Бульдог (а именно так мысленно прозвал их Борис Николаевич) разглядывали бывшего майора и перебрасывались короткими репликами. Так — словно Бориса Николаевича здесь и не было вовсе…
— Ты думаешь, он один?
— Скорее всего.
— Но это неразумно!
— Напротив. Чем меньше… — Бульдог выразительно щелкнул пальцами. — Нет, без сомнения всего один экземпляр. Согласен?
— Там проверяют, — уклончиво ответил Огромный.
— Если что — найдут.
— А если не найдут?
— Будут искать до последнего.
— Два года назад… — начал Огромный.
— Два года назад у меня были сосунки! — оборвал его Бульдог.
— А сейчас? — ехидно поинтересовался Огромный.
— И сейчас — сосунки! Но битые! А ты ведь знаешь, что дают за одного битого… — Бульдог вновь выразительно щелкнул пальцем.
— Это смотря как бить!
— И чем, — подхватил Бульдог, неожиданно развеселившись.