Темное дело в Гейтвее
Шрифт:
Но позвольте! – тут же возражал он себе. – Что плохого, если вы еще раз побеседуете с Уэстином? Может, вы сумеете уговорить его признать себя виновным в непредумышленном убийстве, и тогда он получит не пожизненное заключение, а двадцать лет тюрьмы и возможность выйти на поруки через одиннадцать лет и восемь месяцев? Плохо от этого не будет никому… за исключением самого Уэстина.
Когда Кэйджен приехал в тюрьму, Уэстин в одежде арестанта с огромными буквами «А» на куртке и на штанах брюк мыл в корпусе пол.
– Ну, как вы себя чувствуете? – осведомился он, передавая Уэстину покупки. – Возьмите, это вам.
– Спасибо. – Уэстин открыл пачку сигарет и закурил. – А у вас что нового? – поинтересовался он, стараясь – правда, без особого успеха – не выдать голосом свое нетерпение.
– Ничего. Совершенно ничего. Я уезжаю на уикэнд и по дороге решил навестить вас.
– Да? Благодарю. – Уэстин встал с койки, подошел к двери камеры и выглянул в коридор. – Нас тут семнадцать гавриков, – сообщил он. – Двое «убийц» вроде меня, человек двенадцать контрабандистов, несколько поножовщиков и жуликов. Одним словом, компания хоть куда.
– Ну что же, – откашлялся Кэйджен. – Я рад, что вы понемногу привыкаете к новой обстановке.
– В таком случае и я рад за вас – по крайней мере вы спокойно проведете свой отдых. А я буду продолжать тут свое «образование». Некоторые из заключенных уже побывали в этой тюрьме раньше и порассказали мне кое-что.
– А именно?
Уэстин улыбнулся.
– Ну, например, что мне совершенно не на что надеяться.
Кэйджен почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.
– Есть тут люди опытные, – продолжал Уэстин, – понимающие. Полицейские, суды, тюрьмы научили их разбираться, кто есть кто и что хорошо, а что плохо.
– Как вас понимать?
– А вот так. Если бы судья относился ко мне беспристрастно и хотел бы так же беспристрастно рассмотреть мое дело, он бы назначил моим защитником не вас, а некоего Вульфа. Вы-то не очень успешно ведете уголовные дела.
– Эй, Уэст! – послышался голос из коридора. – Твой трепач-защитник принес тебе табачку?
Уэстин взял блок сигарет и через решетку передал в соседнюю камеру.
– Раздай ребятам, – попросил он.
– Спасибо, друг. Поблагодари от нашего имени господина адвоката.
– Разумеется, Биль, – заметил Кэйджен, внимательно рассматривая сигару, – вы в любое время можете потребовать другого защитника, но сомневаюсь, что у него получится лучше, чем у меня. Теперь вы уже знаете свои права – полагаю, Эллендер позаботился об этом, да и другие заключенные, наверное, постарались просветить вас.
– Ну и что?
– Вы можете пригласить и Вульфа, но бесплатно он и пальцем не шевельнет.
– Это мне известно.
– К тому же он связан с местной партийной машиной и вряд ли захочет вам помочь.
– Значит, вы утверждаете, что моя песенка
– Видите ли, Биль, – ответил Кэйджен, чувствуя, что не в состоянии взглянуть Уэстину в глаза, – я бы мог, пожалуй, немножко помочь вам, если бы вы согласились признать себя виновным в непредумышленном убийстве. Всего двадцать лет тюрьмы и, возможно, освобождение на поруки в будущем.
– Чем же вы могли бы мне помочь?
– Скопить немного денег к тому времени, когда вас выпустят из заключения… Поймите меня, я лишь размышляю вслух… Вы получили бы скажем, тысячи две-три. За одиннадцать лет сумма почти удвоится за счет процентов.
– То есть сотни три-четыре в год, а если деньги удачно поместить, то все пять… Почти сорок монет в месяц плюс бесплатное питание и одежда за государственный счет, а? – Уэстин снова присел на койку. – Не на всякой работе получишь такое жалованье. Я вот мальчишкой, когда начал самостоятельно зарабатывать на хлеб, получал куда меньше. Только я ведь уже не мальчишка.
– Но, Биль, я не могу гарантировать, что вы и это получите, я же только размышляю вслух. Хочу снова напомнить, что на основании имеющихся в полиции материалов вы при любом защитнике получите самое меньшее пожизненное заключение без всяких перспектив на досрочное освобождение.
Уэстин засмеялся.
– Ну, а если я признаю себя виновным и меня осудят – кто будет платить какие-то деньги осужденному? Все обещания сейчас же забудутся. Здесь в тюрьме сидит заключенный по прозвищу Спанки. Он рассказывал о вас и кое-что о ваших отношениях с судьей по фамилии Дейл… Спасибо за сигареты и за все остальное, но я все же рискну.
– Бесполезно, – с озлоблением бросил Кэйджен.
– Именно в этом все пытаются меня убедить. Вот и вы тоже торгуетесь.
Кэйджен даже подскочил.
– Вы неправы, Биль, абсолютно неправы! Ваша судьба уже решена – при чем же тут торговля? Конечно, Эллендеру и Энстроу хочется, чтобы вы признали себя виновным, это ускорило бы дело. Однако признаетесь вы или не признаетесь – шансов на спасение у вас не больше, чем у снежка, положенного на раскаленную сковороду.
– Это все, что вы можете мне сказать, мистер Кэйджен?
– Сейчас остается только оформить приговор, и я убежден, что меньше чем пожизненной каторгой вы не отделаетесь.
Уэстин подошел к окну и долго смотрел на безоблачное голубое небо. Где-то в тюрьме послышалось громыхание тележки – это развозили обед для арестантов.
– Одиннадцать лет и восемь месяцев… Мне будет тридцать два… Я подумаю, мистер Кэйджен, я подумаю…
Кэйджен ненавидел самого себя. На пути из тюрьмы он завернул в ресторан, долго сидел за едой, но, так и не дотронувшись ни до чего, оттолкнул тарелки и велел принести крепкого вина.
Жуя потухшую сигару, он вышел на улицу под ослепительные лучи полуденного солнца. От четырех бокалов джина голова у него трещала, во рту пересохло, однако он твердо помнил, что нужно сделать.