Темное дело в Гейтвее
Шрифт:
– Из тех же корыстных побуждений?
– Мои корыстные побуждения – сущий пустяк по сравнению с тем, что вы обрекаете на смерть мальчишку, обвинив его в убийстве вашей жены, хотя… хотя, возможно, вы сами отправили ее на тот свет.
– Что?! Так, по-вашему, это я убил Элен?
– Не знаю, мистер Мак, но уверен, что кто-то один из вас: либо вы, либо тот парень.
– Ну что ж… О моем решении вы узнаете в пятницу.
Макдафф повернулся и скрылся за дверью ванной комнаты. Фэйн остался один, усиленно размышляя, уходить ему или нет. Услыхав звуки наполнявшей ванну воды, он вскочил и, взбешенный, выбежал из номера.
Доктор
События на Бэккер-авеню, разыгравшаяся там драма потрясли ее безмятежный, обособленный мирок, заставили усомниться в правильности того образа жизни, какой она вела после смерти мужа. Обладая практическим складом ума, Джейн пришла к выводу, что, обрекая себя на одиночество, она совершила серьезную ошибку. Вот наступил трудный день, а рядом никого нет и не с кем посоветоваться, облегчить душу…
Лишь в четверг к вечеру Джейн приняла решение. Она позвонила на службу «тому самому» тихому и скромному ирландцу Томасу Келли, который пять лет назад трижды делал ей предложение, и назначила встречу у себя на квартире в семь часов вечера. Потом она позвонила в полицию и попросила к телефону кого-нибудь из ответственных лиц, связанных с расследованием убийства Элен Макдафф.
Было уже половина шестого, и Честер Вирлок собирался уходить, когда раздался этот звонок, и он поднял трубку.
– Не спрашивайте моего имени, – быстро сказала Джейн Морган, – и слушайте внимательно, повторять я не стану…
– Но вы не бойтесь, назовите себя… – начал было Вирлок.
– Юноша, которого вы держите в тюрьме по обвинению в убийстве Элен Макдафф, – не слушая его, продолжала Джейн Морган, – вовсе не тот, кто застрелил ее. Вот все, что я хотела сказать.
Послышались короткие гудки отбоя.
Вирлок задумчиво положил трубку. Он знал, что при расследовании почти каждого такого дела многие звонили в полицию и сообщали «абсолютно достоверные», а на поверку абсолютно противоречивые сведения о личности преступника. Но по делу Уэстина такое заявление поступало впервые. Уверенность и решительность, с каким говорила женщина, взволновали Вирлока, однако вспомнив, что он отстранен от расследования, инспектор лишь покачал головой и вполголоса ругнулся.
Томас Келли явился к Джейн Морган точно в назначенное время и вскоре уже сидел за столом перед чашкой чая и внимательно слушал Джейн.
– Я несколько раньше ушла из церкви, у меня разболелась голова, – рассказывала она, – и медленно проходила мимо дома Макдаффов. Я знала, что особняк принадлежит им, но никогда не встречала ни самого Макдаффа, ни его жену. Ну вот… Поравнявшись с огромным окном, я увидела очень красивую женщину и мужчину с пистолетом в руке – он был в длинном пиджаке и не то в туристской, не то охотничьей кепке. Женщина (Элен Макдафф, как выяснилось потом) о чем-то умоляла мужчину, а тот все угрожал ей пистолетом… Я хорошо
Том Келли долго молчал. Молчала и миссис Морган, нервно комкая носовой платок. Наконец она не выдержала и заговорила снова:
– Я прошу вас посоветовать, что мне делать, как поступать дальше. Я много думала, но так ничего и не решила.
Том Келли не торопясь поставил чашку на стол и взглянул на Джейн.
– На вашем месте я бы постарался как можно скорее забыть все это. Зачем впутываться? Зачем наживать себе неприятности?
Джейн вспомнила о своем телефонном звонке в полицию. «В самом деле, – подумала она, – зачем еще и самой идти туда, давать показания, нервничать?»
– Хорошо, – кивнула она. – Я, пожалуй, так и сделаю.
В пятницу утром Гарольд Кэйджен приехал в свою контору пораньше, намереваясь закончить работу к полудню, а потом отправиться на рыбалку. Он пододвинул к себе очередное дело о наследстве и начал делать заметки, но уже через несколько минут решил, что хочет выпить чашку кофе. Однако и после этого ему не работалось, и в конце концов он сообразил, что из головы у него не выходит Уильям Уэстин.
Нехотя Кэйджен достал папку с подборкой материалов о происшествии на Бэккер-авеню и начал перелистывать их. Его кабинет находился на шестнадцатом этаже, но и сюда доносился разноголосый шум только что проснувшегося города. Кэйджен механически перебрасывал страницу за страницей, почти не читая и не вдумываясь в текст. Его мысли были целиком заняты теми, в чьих руках находилась судьба его подзащитного, – лишенным всякой жалости Эллендером, спесивым Питером Энстроу, умным и циничным судьей Сэмом и тем, кто держал в своих руках и командовал этой троицей, – всевластным и беспринципным Кайлем Теодором Макдаффом. Только ради личных выгод они замыслили убийство, придав ему видимость законности. О себе Кэйджен пытался не думать, он понимал, что ему отводится роль пешки, введенной в игру для прикрытия главных фигур.
«Да, но почему я не могу проявить твердость? – возмущался он собой. – Почему не могу послать их ко всем чертям, привлечь к участию в защите Вульфа и дать им бой?..»
Однако мужество не принадлежало к числу достоинств Гарольда Кэйджена. Эгоист до мозга костей, он заботился прежде всего о своем благополучии и хотел только одного: комфортабельно жить, получать большие гонорары, вести светскую жизнь. «Проявить твердость» – значило бы отказаться от привычного и столь милого его сердцу образа жизни. Это соображение и приковывало его к колеснице Макдаффа, Эллендера, Энстроу и судьи Сэма.
Временами Кэйджен принимался проклинать себя за то, что позволяет делу Уэстина нарушать его безоблачное существование. В конце концов что ему, Гарольду Кэйджену, до того, что Уэстина приговорят к пожизненному заключению? Что ему до того, что Эллендер и остальные погреют на этом руки?..
Мистер Кэйджен, – твердил он себе, – сколько раз, не моргнув глазом, вы проходили мимо вопиющей несправедливости? Почему же, черт возьми, вы ерепенитесь на сей раз? Каждый будет вправе назвать вас болваном, если вы позволите, чтобы эта нелепая история лишила вас хотя бы часа отдыха на море. Спокойная жизнь, рыбалка, отличное вино, вкусная еда – вот что вас интересует и всегда интересовало…