Темное искушение
Шрифт:
Чем дольше мы смотрели друг на друга, тем быстрее распространялось по моим венам опьянение. Глядя на него полуприкрытыми глазами, я откинула голову на спинку кресла.
– Пить хочется.
– Ты пьяна. – Это было практически обвинение.
Тихо рассмеявшись, я ответила:
– Ты заставил меня выпить.
– Я не знал, что ты выпьешь залпом, словно студентка на посвящении.
Я улыбнулась сравнению.
– Не все же должно быть так, как тебе хочется.
Взгляд, который он бросил на меня, говорил, что все, и сухая властная искра
– Так пить хочется, – повторила я, слегка, томно склонив голову набок.
Мгновение он смотрел на меня задумчиво, с выражением более мрачным, чем облачная ночь, затем протянул мне свой стакан, который уже снова был полон. Я подумала, что он может щелкнуть пальцами и на подносе появится Perrier, но я была бы не прочь поделиться с ним. Я сделала глоток водки, которая обжигала меньше, чем его взгляд. Вернув ее, я снова обратила внимание на сцену, чтобы молча смотреть и слушать гипнотический голос Лизы.
Я была либо более пьяна, чем думала, либо Лиза в паузах меж своими партиями поглядывала на меня. Она была великолепна, с длинными черными волосами и экзотической внешностью. Понадобилось какое-то время, чтобы понять: она смотрела не на меня, а на Ронана.
Глава восьмая
basorexia (сущ.) – непреодолимое желание поцеловать
Во время антракта один из служителей театра сунул Ронану листок бумаги. Он прочел записку, а затем спрятал ее в карман. Назовите это интуицией, но я знала, что записку написала Лиза.
Когда занавес опустился и снова зажегся свет, мы направились по коридору к выходу, но что-то заставило меня остановиться. Портрет на стене в яркой золотой раме. Волосы моей матери были собраны в элегантную высокую прическу, а глаза сияли живым светом. Ронан ждал позади меня, и если заметил странное сходство, то ничего не сказал.
Я сглотнула и последовала за ним из театра.
Моя мама выступала тут. Теперь я знала наверняка. Может быть, завтра я могла бы вернуться и расспросить кого-нибудь из сотрудников. Кто-то должен был знать, была ли у нее семья и где я могу ее найти.
Обойдя большую часть толпы снаружи, мы прошли мимо старомодной билетной кассы, где мое внимание привлекла сидящая на земле, завернутая в тонкое изодранное одеяло пожилая женщина. Ее глаза были полны мольбы, и, когда ее взгляд встретился с моим, моих ушей достиг испуганный шепот:
– Дьявол.
Волосы у меня на затылке встали дыбом, дыхание превратилось в рваные облачка пара. Я остановилась и оглянулась через плечо, как будто позади меня мог стоять краснорогий Дьявол, но Ронан подхватил меня под руку.
– Ты стоишь на дороге, котенок.
– Прошу прощения, – пробормотала я.
Она же не могла сказать это, да? От сотрясений бывают галлюцинации?
Мы дошли до машины, но я замешкалась.
– Прошу прощения, – сказала
Развернувшись, я принялась проталкиваться сквозь толпу обратно к кассе. Когда старуха увидела, что я приближаюсь, ее глаза распахнулись от страха. Она начала вставать, но я попыталась успокоить ее.
– Нет… друзья.
Я считала, что сказала «друзья», но она смотрела на меня так, будто я сказала «дядья», что было раздражающе вероятно. На своих каблуках и в шубе я присела перед ней на корточки, достала из клатча пару купюр и протянула ей. Хотела бы я отдать ей все свои деньги, но я знала, что если сниму наличные в банкомате, Иван найдет меня и заставит вернуться домой. Я еще не готова была возвращаться. Женщина с опаской посмотрела на рубли, но потом, как будто решив, что они могут исчезнуть, выхватила их у меня из рук. Ее руки были красными и грубыми, и от порыва ветра ее сотрясла дрожь. Я задумчиво прикусила губу.
Ох, да пошло оно все.
Я сняла шубу и накинула ее ей на плечи. Она поглотила маленькую фигурку. Я не знала, как отнесется Ронан к тому, что я отдала роскошную шубу, которую он мне только что подарил, безумной бездомной, но совесть не позволила бы мне спать сегодня в теплой постели, пока она здесь мерзла. С благоговением она провела грязными пальцами по белому меху.
– Ты ангел, – выдохнула она.
Ее вера в то, что я – ангел, загладила впечатление, оставленное ее словами о Дьяволе. Может быть, ее разум застрял в эпизоде «Сверхъестественного».
На пути обратно к машине я избегала взгляда Ронана, нервничая из-за его возможной реакции и жалея о том, что уже протрезвела. Альберт стоял, прислонившись к дверце пассажирского сиденья, настороженно наблюдая за мной и куря очередную сигарету.
– Знаешь, это тебя убьет.
Он поднес сигарету к губам и глубоко затянулся.
Я с вызовом вскинула бровь.
– Продолжай курить, и твоя смерть разобьет множество девичьих сердец.
Он фыркнул.
Наконец я перевела взгляд на Ронана, стоявшего с непроницаемым выражением лица. Служащий, который подавал нам напитки, подбежал и что-то тихо сказал Ронану, опустившему взгляд. Я заметила в них тень раздражения.
– Сейчас вернусь, котенок. – Его темный взгляд скользнул по моему телу, лаская и воспламеняя каждый изгиб, заключенный в тонкую желтую ткань. – Подожди в машине. На улице холодно.
Он направился к дверям театра, служитель в красном последовал за ним, словно комнатная собачка. Ронан выделялся в толпе не только потому, что народ расступался, словно Красное море, чтобы пропустить его, но и из-за плавной властной походки. Он шел так, будто тротуар под его ногами принадлежал ему. Его темный силуэт посреди метели оказывал мощное и расслабляющее воздействие на каждый мой нерв – словно ровное «бип» сердечного монитора.