Темное искушение
Шрифт:
Вопрос был неоднозначным, но я поняла, о чем он спрашивает. Как всегда, мой дух жаждал сразиться с ним, хотя внутренний голос предостерегал от этого. Я больше не была единственной, кого он мог раздавить своим дорогим ботинком.
– Я – залог.
«Клик».
– Чей залог?
«Клик».
Я сглотнула.
– Твой.
– Чей еще?
Наша борьба ужесточалась. С тем же успехом я могла бы вновь упасть перед ним на колени, чтобы он снова меня отверг. «Je ne suis pas fiere. Tu n’es pas fiere. Nous ne sommes pas fieres.
Прерывисто вздохнув, я выдавила:
– Только твой.
– Только мой. – Слова прозвучали ледяным тоном, его взгляд наконец поднялся ко мне, темный, порочный. – Твои страдания, твое внимание, твое тело – все мое. – Едкие слова оседали на коже, замедляя каждый вдох. – Мне начинает казаться, что нужно доказать это тебе.
Мое сердце упало, когда я поняла, о чем речь. Поцелуй. Вернулось воспоминание о том, как Иван посмотрел на что-то у меня за спиной, прежде чем сделать свой ход.
Ронан и его скрытые камеры.
Я была всего лишь шахматной фигурой, пешкой в их игре. Мои чувства не имели значения. Никогда не имели. Жар прокатился по спине, когда зашевелилось негодование, стирая остатки страха.
Я швырнула книгу рядом на диван и встала.
– Прямо сейчас мне не интересно, может быть, завтра.
Его рык прозвучал в моих ушах, прежде чем он вскочил на ноги и перевернул журнальный столик. Антикварная вещь ударилась о стену и треснула вместе с моим самообладанием. Изящные украшения разлетелись в стороны, разбились об пол и покатились по мрамору.
И он заявлял, что у меня вспыльчивый характер.
Сердце застряло у меня в горле, но я, стоя на своем, выдержала его взгляд. Он воспользовался теперь свободным пространством между нами, чтобы шагнуть ко мне, в его глазах бушевала едва сдерживаемая ярость.
Что-то заставило его остановиться. Он выдохнул и провел рукой по груди так изысканно, будто был совершенно спокоен, прежде чем процедить сквозь зубы:
– Ступай в свою комнату, пока я не сделал ничего, о чем потом пожалею.
Секунду назад именно туда я и планировала пойти, хотя, поскольку он требовал этого, моя комната теперь стала последним местом, где я хотела бы быть. Он, вероятно, велит Юлии запереть дверь, и если мне придется провести еще хоть одну минуту одиночества, я взорвусь желтым конфетти.
Он давал мне выход, которым я должна была воспользоваться, но ноги отказывались двигаться, хотя разум велел убираться отсюда. Столько противоречивых чувств переплелось внутри, выведя мою систему из равновесия. Иван использовал меня, чтобы одержать верх над своим врагом. Ронан предал, похитил, отверг и озадачил меня. Я уставилась на него, впившись ногтями в ладони, пока хаос внутри молил об освобождении.
Его взгляд посуровел, и он велел мрачно:
– Иди.
Меня предупредили, так что, по сути, у меня не было оправданий тому, что сорвалось с моих губ. Поразмыслив, я решила, что во всем виновата мадам Ричи.
– Укуси меня.
Он смотрел на меня секунду, которая показалась вечностью, а затем с
– Не говори, что ты этого не просила, котенок.
Одним движением он схватил мой затылок и притянул мои губы к своим. От грубости у меня перехватило дыхание, вырвалось болезненное шипение, когда он с силой прикусил мою нижнюю губу. Но когда он успокоил жжение мягким прикосновением языка, вспыхнуло пламя, разлив жидкий огонь у меня между ног.
Если бы поцелуй был шахматной партией, я была бы новичком-ботаником. А он – мошенником, сбросившим с доски все фигуры и трахнувшим меня на ней.
В этот момент моему разуму стал ненавистен человек передо мной. Я пыталась отпихнуть его, отвернуться от него, но железная хватка на затылке не позволяла этого сделать. Мое тело заняло другую позицию. Оно вдыхало его жар, умоляя о большем: большей силе, большей интенсивности, большей близости – о столь большем. Горячее прикосновение его губ и вкус корицы вызвали отчаянный гул в моей крови, притянули меня так близко к краю, что холодный пот боролся с внутренним жаром. Он скользнул своим языком по моему, вызвав тягучую истому внизу, рассеявшую все мысли в одну лихорадочную секунду.
Дыхание стало прерывистым, борьба замедлилась, мои руки замерли у него на груди. Месть пролилась в его поцелуе, мягком, но яростном и немного холодном – совсем как его взгляд, прежде чем он оставил меня на коленях этим утром. Тогда я была не нужна ему. Он хотел, чтобы сейчас я доказала его позицию: я была его страховкой, и только он мог трахать меня.
Как раз в тот момент, когда он решил, что сопротивление во мне угасло, я прикусила его нижнюю губу так сильно, что почувствовала вкус крови, и ударила коленом. Зарычав, он уклонился от удара в пах и оттолкнул меня от себя. Я удержалась на ногах, но без жара его тела сразу стало холодно.
– Где та страсть, которую ты дарила Ивану, котенок? – хрипло спросил он, большим пальцем вытирая кровь с губы. – Не поверю, что у тебя есть предубеждения против того, чтобы целовать двоих в один день.
Узел гнева расплелся в моей груди, вытолкнув оскорбление:
– Единственное мое предубеждение – целоваться с тобой.
Последовавшая секунда молчания душила меня, он не сводил с меня взгляда, желваки ходили от гнева.
– Полагаю, тогда мы оба нарциссы.
Зная его извращенное понятие об «удаче», я сглотнула и посмотрела с опаской.
– Что это значит?
Греховный блеск украл жар из его взгляда, слова прозвучали холодно и апатично.
– Никогда не мешал поцелуи с трахом.
Шипение его ремня Montblanc, скользящего в петлях, обрушило все внутри меня свинцовым грузом.
Он не собирался заканчивать сегодняшний вечер холодным душем.
Сердце стучало, словно копыта скаковой лошади по грязи, я стала пятиться, пока не запнулась о диван. Металлическая пряжка со звоном упала на пол, заставив меня выпрямиться. Я приказала себе оставаться сильной и любой ценой хранить достоинство, но когда он сделал шаг ко мне, я выпалила: