Темное, кривое зеркало. Том 5 : Средь звезд, подобно гигантам.
Шрифт:
– Подними глаза и смотри на меня.
– рявкнул он. Рейнджер повиновался, и Такиэр почувствовал отвращение к слабости, которую он в нём увидел. Остались ли ещё настоящие воины? Синовал, прокляни его вселенная, был, по крайней мере, настоящим воином, как и Соновар. И Козорр - до того, как он позволил женщине и слабости сломить его. Неужели никого больше не осталось?
– Веди меня туда.
– сердито приказал он. Рейнджер снова поклонился и направился внутрь Храма.
Такиэр раздражённо взглянул на денн'бок на поясе Рейнджера. Слабак был недостоин носить такое оружие. И это - всё
Если бы ему пришлось, он сам защищал бы этот мир. Но его бесило то, что здесь было нечего защищать, кроме наследия и традиций. Здесь не было никого, в чью защиту стоило бы проливать его кровь.
Он следовал за Рейнджером всё дальше и всё глубже в Храм. Храм был древним, построенным когда Йедор ещё был не более чем деревенькой из грязных хижин. Он пережил орбитальную бомбардировку, осаду, три больших пожара, четыре битвы на земле, ещё две в воздухе и множество религиозных волнений.
Здесь собирались великие воины прошлого, чтобы сразиться и узнать себе цену в Кольце Звёздного Огня. Такиэр не стал смотреть на Кольцо, когда он проходил мимо. Реликт ушедшей эпохи. Не было никого из живущих, кто был бы достоин ступить в него.
С тех пор, как...
Снова Синовал.
Всё упиралось в него.
Такиэр был бы проклят, если бы он стал просить помощи у Синовала. Скорее, бы он сломал бы свой денн'бок, принёс обет целомудрия и стал монахом-отшельником. Они будут вести эту войну без него.
– Здесь, Сатай.
– проговорил рейнджер, останавливаясь перед каменной стеной. Сейчас они были глубоко под городом, в катакомбах, куда заходили немногие, и ещё меньше было тех, кто хорошо знал бы их. Такиэр потянул воздух. Здесь тяжело пахло кровью.
– Здесь трудилось несколько рабочих, Сатай.
– продолжил Рейнджер. Такиэр слушал краем уха.
– Сатай Катс приказала обследовать подвалы Храма и катакомбы. Она надеялась, что там могут найтись архивы, которые смогут заменить те, что были потеряны в Тузаноре. Это место было открыто несколько дней назад, за огороженным стеной участком.
Такиэр огляделся. Кровь, забрызгавшая стены, была едва видна при тусклом свете. Смазанные следы испещряли пол. Он проследил предполагаемое движение взглядом. Угол и траектория удара... нанесён с силой, большей чем мастерство, и застал жертву совершенно врасплох. Оружие, должно быть, было острым, с короткой рукоятью. Возможно, молот с острым концом или...
Вот! Она лежала здесь, скрытая тенями в углу, возле стены. Кирка. Упавшая сюда... Брошенная? О, нет. Она просто продолжала свою траекторию. Удар был чересчур сильным для хватки, и оружие вырвалось из руки владельца, чтобы упасть здесь, ударившись о стену. Да, вот и выщербина там, где она ударилась.
К счастью для владельца, удар убил его противника, иначе всё могло оказаться много опасней для него. Значит, новичок. Ни один воин не стал бы так держать своё оружие.
Но крови было слишком много. Возможно, кирка задела жизненно важную артерию жертвы. Хмм... это было слишком высоко для колена, если только жертва не была необычно высокой; впрочем, такой, конечно же, не смог бы здесь работать. Слишком низко для шеи или сердца, если только жертва не нагнулась.
Но брызги крови не подтверждали эту версию.
Хмм...
– Один из рабочих сошёл с ума, Сатай.
– говорил Рейнджер.
– Он убил своего напарника и изуродовал тело, он месил его руками и ногами, и его пришлось оттаскивать. Прошлой ночью он убил себя в своей камере - он разорвал себе грудь голыми руками.
Рейнджер выглядел встревоженным и чрезмерно брезгливым. Такиэр ослабил свою сосредоточенность и мысленно вздохнул. Он мог заключить, что этот юнец никогда не видел битвы. Непростительно - если вспомнить, сколько было для этого возможностей совсем недавно.
– Двое рабочих, которые вмешались, также умерли прошлой ночью. Один убил себя, другой поджёг свой дом, погубив всю свою семью.
Такиэр поднял ладонь. Да, надругательство над телом, по крайней мере, объясняло изобилие крови.
– Они раскапывали эту стену.
– сказал он. Рейнджер кивнул.
Он подошёл к ней, пригнувшись. Потолок в этом месте был очень низким.
Стена выглядела нормальной, каменной, добротно построенной. И в ней было множество трещин. Такиэр прищурился, разглядывая их. Ему казалось, что он может... Нет, он был прав. С той стороны пробивалось лёгкое мерцание света.
И что-то ещё.
Тихие стоны, словно голоса нескольких призраков, умоляющих из очень дальнего далека.
Тут было горячо. Даже камни стены почти что обжигали.
– Хм.
– сказал он, не замечая того, что его рука тянется к денн'боку.
– Однажды я кое-что видела. Не помню, рассказала ли я тебе. Это было давным-давно, до того как умерла я, до того как умер ты, когда ещё существовала Великая Машина, многие были живыми и... сильными, и ещё была надежда что Синовал не победит.
– Это было, когда появился затерявшийся во времени "Вавилон-4". Ты и я вошли туда, и я увидела... что-то.
– Я в самом деле не могу вспомнить - рассказала я тебе или нет. Я хотела бы верить, что я не рассказывала, и что ты умер, даже не узнав об этом.
– Но сейчас я думаю о том, и я гадаю - не было ли лучше тебе узнать?
– Это было видение, вспышка-воспоминание. Я стояла на Минбаре, глядя на озеро, у Турон'вал'на лэнн-вени, Места где Ожидает Вален.
– Вот только хрустальное озеро было полно грязью, илом и кровью. Небо было тёмным а воздух загустел от пепла. Мой мир был мёртвым.
– Таким, как сейчас.
– А передо мной стоял могильный камень, такой, какие ваш народ ставит на могилах своих любимых.
– И на нём было твоё имя.
– И эпитафия.
– В ней было сказано, что ты покоишься.
– Там, где не падают тени.
– Я думала об этом видении, и я гадала - суждено ли ему сбыться. Есть ли что-то, что могу сделать я, или ты, или кто-нибудь ещё, чтобы не дать ему сбыться.
– И я поняла, наконец
– Этому не обязательно быть правдой. Я могу сейчас покинуть это место, и никогда не возвращаться на Минбар. Я могу отправить твоё тело в космос, кремировать его или отдать на съедение пак'ма'ра. Я могу похоронить тебя на Казоми-7, Забаре, Центаври Прайм, среди костей Голгофы, или на самом За'ха'думе.