Темное, кривое зеркало. Том 5 : Средь звезд, подобно гигантам.
Шрифт:
— Бьется черное сердце.
Такиэр видел свой мир, раскинувшийся у его ног. Мир слабых, мир неблагодарных. Мир, за который он должен был сражаться, проливать кровь, и посылать ради его защиты на смерть достойных.
Мир, который был недостоин его.
— Бьется черное сердце.
В последнее время он часто видел сны, чаще чем обычно. Большую часть снов он забывал после пробуждения, но некоторые оставались с ним. Его дочь и их последний спор. Битвы, о да, все битвы.
И тот зал под Храмом Варэнни, место где он близко подошел к безумию, и вернулся обратно лишь благодаря одной силе воли.
Но сила воли не может держаться вечно. Для этого понадобилось двенадцать лет, но безумие, в конце концов, добралось до него.
— Бьется черное сердце.
Теперь он видел это, как он видел это в каждом из тех снов, что он не мог вспомнить. Полночно—черное небо над миром, населенном одними лишь мертвыми.
— Бьется черное сердце.
Его мир был его недостоин. Они были недостойны даже смерти. Недостойны благородной смерти воина.
— Бьется черное сердце.
Он оглянулся. Гизинер лежал мертвым на полу, там где он упал от удара Такиэра. Это был самый лучший когда—либо нанесенный им удар, убивший жреца в одно касание. Такиэр мечтал о способности убивать настолько легко и бескровно.
— Бьется черное сердце.
Его предки проходили перед ним, облаченные в черное с серебром, воины старины, из тех времен когда быть воином значило многое. Они всегда были здесь, просто раньше они не могли показаться. Время было неподходящим, и...
Они не были готовы показаться раньше.
Сейчас в него вселился один из них, величественный и грозный, готовый принести ярость смерти неблагодарным живым. Его мощь заполнила разум и душу Такиэра, подавляя его своей силой.
— Бьется черное сердце.
Теперь, взглянув глазами мертвого, он мог это увидеть. Его мир был его недостоин.
И он покарает их за это.
Всех.
— Ты жива... ты жива... ты жива...
Она себя живой не чувствовала, но грубые руки на ее плечах убеждали ее в том, что она все же жива. Ее глаза были мокры от непролитых слез.
Здесь было жарко, так жарко. Все вокруг нее источало тепло. Память о чудовище все еще витала в комнате.
— Ты жива.
— Декстер. — проговорила она, произнеся его имя вслух. Как же она не догадалась? Так давно. Сумасшедший, ослепший, мало похожий на человека калека, за которым она ухаживала уже так давно. Она не могла даже подумать, что знала его раньше.
Как она могла не заметить этого?
Все просто, разумеется.
Она не слушала.
— Ты жива.
Здесь было жарко.
— Будь ты проклят. — прошептала она. — Будь ты проклят.
Он перестал ее трясти, и с его губ сорвался странный всхлип.
— Прости. — пробормотал он. — Я не хотел тебя убивать. Я не хотел. Я не хотел.
— Нет. — ответила она, внезапно пожалев о том, что сказала. Мысли о Синовале очень часто приводили именно такое действие. — Нет, не ты, Декстер. — Она взяла его за руку. Его кожа была горячей и липкой. — Только не ты.
— Ты жива. — снова сказал он, повторив эти слова, словно заклинание.
— Я должна идти... — проговорила она, не понимая почему она сказала это. Для этого была причина, но...
О, да.
— Куда? Вы покинете меня.
Куда?
Взгляд Деленн был тяжелым, холодным и наполненным гневом.
— Найти Синовала. — сказала она.
Тут было холодно и тихо, но он был странно беспокоен. Вокруг него потрескивала энергия. Это было место мертвых, но он не был мертв. Уже не был.
Он хотел быть мертвым.
Но здесь оставалось что—то, что он должен был сделать, часть незаконченной работы, что—то, что он не позаботился сделать прежде.
Тут было холодно.
Ее голос исчез. Он не знал куда. Он больше не слышал ее, но он мог чувствовать ее прикосновение, ее легкое дыхание на его шее, ее пальцы, переплетенные с его пальцами, ее тепло и биение сердца.
Тут было холодно.
Его пальцы дрогнули.
Тут было холодно.
Его дыхание... словно лед. Он вздохнул.
Его глаза открылись, и Джон Дж. Шеридан вернулся в мир живых.
Глава 6
Воздух в его легких был холодным; холодным, застывшим и отдающим привкусом смерти. Все вокруг него шумело, кричало, вопило.
Он стоял перед чудовищем в белой броне, крича и вызывая его на бой. Он бросил ему вызов, предложил попытаться убить его, и...
И тот его убил.
Он спал, хоть он не мог вспомнить свои сны. Все было мирным, тихим и безмятежным. Лишь одна навязчивая мысль преследовала его, но он не смог бы рассказать, что это была за мысль.
А затем его позвали обратно, позвал единственный голос, который он не мог забыть, которому он не мог противиться. Он попытался вернуться, лишь для того, чтобы обнаружить что голос исчез, а затем оказаться посреди воплей и грохота боя.
Он должен был вернуться. Он должен.
Это сражение. Он все знал о сражениях.
Тут шла война. Всегда шла война.
Он сражался на войне.
И он проснулся на войне, или, вернее, сразу после нее. Дым, злость, стоны умирающих и мрачное безмолвие мертвых.
Воздух был холодным. Холодным был и черный камень под ним.
Он сам был холодным. Очень холодным.
Он сел и вспомнил свое имя.
Джон Дж. Шеридан.
И он снова был живым.