Тёмное пламя
Шрифт:
Наш неблагой слегка втягивает голову в плечи и звонко чихает, кивая на напоминания Мэя перед уходом, гнусаво благодаря за помощь и желая спокойной ночи. Дверь закрывается, замок на ней все еще старый, поэтому Бранн подпирает её стулом, благодарно проводит по деревянной спинке ладонью, а потом в два шага оказывается у окна.
Стремительно перекидывается, быстрокрылой вороной мелькает через двор, забирается в окно гостиной покоев Дея, ещё быстрее оборачивается в ши, подлетает к двери, не обращая внимания на зарычавшего Грея, отпирает её
С чувством выполненного долга устанавливает на столик возле дверей, слышит своими острыми ушами возвращающиеся шаги Мэя — и бесшумно прикрывает дверь. Через которую, вероятно, завтра и выйдет.
Мэй ворчит, что все равно придется тащиться на кухню или в трапезную, мелькать перед глазами у всех тех, кого уже порадовал сегодня своим взмыленным видом, получить порцию неизменных подколок от скучающей стражи и поваров, кто быстрее: ворона бегает или волк летает. Мэй вздыхает, заряжая свои остроты, и уходит.
Бранн отходит от подноса и двери — крадется, боясь побеспокоить Дея, в сторону спальни, заглядывает издалека, убеждаясь, что друг спит, разворачивается, все еще не обращая внимания на оскалившегося теперь Грея, идет обратно — сейчас его с новой силой тянет покинутый утром диванчик.
На полпути к дивану Бранн оборачивается и правильно делает, так как к оставленному около входа подносу начинает подкрадываться, цокая когтями по каменному полу, Грей.
На движение в его сторону пес застывает и делает вид, что исключительно несет службу, обходит границы и лишь вышел порычать на неблагого посетителя!
Ворона делает вид, что возвращается, и Грей отступает. Но стоит Бранну завернуть к своему диванчику, как пес приближается опять. После третьего па Бранн не выдерживает, опускает бессильно руки, выдыхает. Оборачивается со строгим лицом, убедительно и довольно резко командует:
— Грей, не трогай! — серый пес рычит уже как-то странно, словно устал пугать. Или осознал, что его не боятся. В его рыке проскальзывают мягкие ворчащие нотки.
Бранн, видимо, тоже улавливает новые обертоны острыми ушками, договаривает мягче, объясняя:
— Грей, это для Дея.
Наш неблагой вздыхает, в его голове сияет один большой вопрос: почему с благими так трудно? За большим вопросом проклевываются вопросы поменьше. Почему тут не говорят все, кто живет на землях Двора? Почему Грей, который явно разумен и понимает слова Бранна, не пытается донести свою мысль до собеседника никак?
Под отчаянным и вопрошающим взглядом неблагого пес ложится на пол, словно говоря, что ради Дея он готов терпеть и голод.
Печально блестит глазами, затем прикрывает жалобно веки. Расплющенная об пол морда — само воплощение служебного долга, верности, дружбы и неизбывного голодного горя. Грей просто бесстыжий лицедей! Впрочем, его могли и впрямь не накормить: возле Дея никто не сидит неотлучно, как возле Алиенны находится Меви, никто не заходит, ибо запрещено тревожить короля в эти трое суток, так что верный пес действительно страдает.
Похожая мысль приходит в голову и присевшей на диван Вороне. Наш неблагой с новым вздохом поднимается, опять подбирается к еде, сопровождаемый осуждающим взглядом Грея.
— Вот, возьми, — Бранн бросает ему косточку, мяса на которой добрый повар оставил в достатке. — Надо же и тебе иногда есть.
Грей, хоть и голоден, сначала обнюхивает добычу. Потом все же еще раз рычит на непонятного и странно пахнущего визитера. Просто для острастки, чтобы гость не забывал о правилах поведения в покоях Дея и вообще возле самого хозяина!
Наша Ворона хмыкает: сегодня все учат его каждый своим правилам, но у Грея это получается доходчивее всего, он не путает неблагого благими словами, а намерения преданного пса читаются предельно ясно.
Бранн отходит еще на два шага, показывая, что ни в коем случае не претендует на добычу.
Грей утаскивает кость поближе к Дею, хотя все одно не в спальню, обходя норовистые вьюнки, изрядно обнаглевшие с тех пор, как проклюнулись тут впервые. Видимо, Грей старается для того, чтобы оставить хозяину что-нибудь. Как в прошлый раз.
— Хорошо, что это не куриная ножка, — вздыхает Бранн, прикрывая поднос, отходя и прямо припадая к дивану.
Невидимый за стеной Грей рычит из коридорчика удивленно — от куриной ножки он бы тоже сейчас не отказался. И, судя по звукам, принимается за еду.
Пегая голова склоняется все ниже, неблагой не выдерживает, залезает с ногами, а стоит Бранну вытянуться во весь рост и накрыться покрывалом, как сон одолевает его в момент. Он не успевает ни устроиться поудобнее, ни спрятать длинный нос в локоть, как делает обычно. Словно птица, прячущая клюв под крыло. Впрочем, именно птица, не стоит удивляться.
Почти сразу же, как Бранн засыпает, просыпается Дей, которого Бранн не решился разбудить. Я слышу рваный выдох, резкий скрип кровати, отреагировавших на внезапное движение, как будто Дей вырвался из объятий сна и сел, еще даже не успев проснуться.
Я слышу, как успокаивается дыхание моего Дея, как он выпутывается с удивленными восклицаниями из стеблей и цветов, все еще пытаясь, очевидно, убедить себя, что это чистая случайность и не имеет никакого отношения к чувствам Лили. Лили, которая мирно спит, но негласно присутствует во всем замке, гоня омелу, призывая любовь и покой. Ее волосы счастливо светятся золотом, я видел, мой Дей!
Молчит.
Наконец копошение на перине затихает — и шлепают о пол босые ступни. Легкие шаги не слышны, но если открыть глаза и приглядеться, можно уловить приближение высокого и темного силуэта.