Темное вожделение
Шрифт:
Жак проклинал слабость своего тела. Ему отчаянно были необходимы свежие силы. Его ум и тело вновь и вновь обращались к его выдержке. Он поднял руку и сконцентрировался на двери в комнату. Это отозвалось болью в голове. Его раны опалило огнем. Проклиная все, он резко упал на подушки. Жак мог пользоваться своими физическими способностями, но вот когда пытался задействовать ум, даже для самой простой задачи, у него ничего не получалось.
Сначала он почувствовал ее аромат, чистый неоскверненный запах, аромат цветов распространялся от ее
— Что такое, Жак? Ты пытался переместить что-то? — В ее голосе слышалось беспокойство, но прикосновение было сугубо профессиональным, когда она осматривала его раны.
Полотенце было огромным, нежного персикового цвета, и оборачивало все ее тело. Когда она наклонялась над ним, капельки воды стекали вниз с плеча по выпуклости груди, исчезая внутри полотенца. Жак наблюдал за этой небольшой капелькой, и внезапно ему захотелось выпить ее. Ее ресницы были невероятно длинными, брови были слегка нахмурены, когда она осматривала свои маленькие стежки на степень повреждения. Шиа была так невероятно красива, что от этого у него перехватывало дыхание.
— Жак? Что случилось? — Ее голос нежно прикоснулся к нему.
«Нет никаких воспоминаний, никаких способностей. Даже самая простая задача и та невозможна». — Его большой палец мягко поглаживал ее запястье вперед и назад.
— Ты выздоровеешь, Жак. Наберись терпенья. Если ты нуждаешься в чем-то, я постараюсь сделать это для тебя. — Ласки его пальцев заставляли бабочек порхать в ее животе.
Это поразило, она была так восприимчива к его очарованию. Это было ни на что не похоже.
И хотя его резкие и в тоже время чувственные черты лица скорее напоминали маску, но все же кое-что растаяло у него внутри, и он почувствовал прилив радости. Ему хотелось улыбнуться, несмотря ни на что. Боль больше не имела значения, а его потерянная память и ослабленное тело превратились просто во временные неудобства, которые он, в конечном счете, преодолеет. Только Шиа имела значение.
«Открой для меня дверь, чтобы я смог вдохнуть ночь», — сказал он, пытаясь не пожирать ее своими глазами.
Жак хорошо знал, что она начинала видеть, и что никто, и уж конечно, не Шиа, с ее нежной и сострадательной природой, не будет бороться против его желания, желания закаленного в горниле ада.
Она сделала так, как он просил.
— Ты же не будешь вставать? Ты не можешь, Жак. Ты причинишь себе слишком много вреда. И если ты и дальше будешь добавлять себе шрамы, то скоро станешь похож на Франкенштейна.
Он закрыл свои глаза, вдыхая новый чистый ночной воздух.
«У карпатцев не бывает шрамов».
Это появилось неоткуда. Он обрадовался, что вспомнил, хоть что-то. Он обрадовался, что вспомнил о Франкенштейне.
Его брови поднялись вверх.
— Неужели? Тогда что это за тонкая линия вокруг твоего горла? Как я понимаю этого не должно быть, но это там.
В его черных глазах, которые были широко раскрыты, горела беспощадная ярость. Шиа быстро отошла от него, ее сердце бешено стучало. Она видела красное пламя, которое пылало в его глазах.
Он стал похож на демона, неукрощенного хищника. Впечатление было настолько сильным, что она непроизвольно поднесла руку к своему горлу в защитном порыве, чтобы скрыть свои раны.
Жак не видел Шиа, комнату или свое собственное слабое тело. Ощущение сражения были сильны в нем. Он прикоснулся к неровному, белому шраму, проходящему по его уязвимому месту. Чувство опасности было таким сильным, что он ощущал, как в нем поднимается животный гнев и требует выхода. Клыки появились у него во рту, а ногти стали удлиняться. Его мускулы слегка сократились, проверяя готовность, и его сила и власть появились по его желанию. Он издал медленное ядовитое шипение. И тогда боль в мышцах вернула его к осознанию беспомощности на кровати. Жак смутно вспоминал взволнованное лицо женщины, слезы в ее больших голубых глазах. Он должен был помнить ее. Он должен. Кулаки сжались, и он с радостью встретил боль, которая сводила вместе кусочки его памяти.
Шиа видела, как он обхватил голову руками, стараясь ослабить боль. Немедленно она подошла к нему, успокаивающе поглаживая его, откидывая волосы со лба.
— Жак, прекрати мучить себя. Все вернется к тебе. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Такие вещи возвращаются. — Шиа прошла через комнату к своему шкафу и вытащила новую одежду. — Ты слишком упорствуешь, твое тело вот так сразу не может оправиться от травмы, которую ему нанесли. Необходим отдых — оно должно восстановить себя, отдых и уход. После этого и вернется твоя память.
«Я не могу делать, что должен. Я ничего не помню, но все равно чувствую, что есть вещи, которые важны для нас обоих, я должен их знать».
Она улыбнулась его расстройству. Жак был человеком, который не приучен быть слабым или раненым.
— Ты назвал себя карпатцем. Ты знаешь, что ты родился в этих горах. Ты помнишь это.
Она пошла в другую комнату. Он слышал позвякивание ее украшений, скольжение ее шелковых трусиков, хлопковых джинсов по ее голым ногам. Его тело сжалось, запылало, через него прошла волна жара, которая добавила ему дискомфорта.
— Жак? — Ее голос был таким мягким, как и ее прикосновения к его коже. — Пожалуйста, не пугайся. Но технически ты должен быть мертв. Ты разбиваешь все устои. — Она вернулась в комнату с полотенцем на волосах. — Ты думал, что я была одной из твоего народа. Карпатцев. Кто они? Ты помнишь?
«Я карпатец. Мы бессмертны. Мы можем…», — вдруг он остановился, информация ускользала от него.
Шиа прислонилась к стене, напротив него, смотря с зачарованным страхом. Внезапно у нее во рту пересохло, ее сердце с трудом стало биться в груди.