Темногорск
Шрифт:
Тина бросилась к ней, женщины обнялись и заплакали вместе. Только Тина не знала, почему плачет. Ни отчаяния, ни боли она не испытывала, напротив, счастье ее переполняло. Может быть, она плакала от счастья? Вполне возможно. Потому как улыбалась сквозь слезы.
– Ничего, не беда, что я Романа по-прежнему любить буду. Ему теперь не вся любовь уйдет. Половина… а может и меньше, потому как другому большая часть достанется. Другому Роману! Понимаете, Эмма Эмильевна?
– Одна, что ль, растить ребенка станешь? – всхлипнула вдова.
– Так вы же мне поможете! Я своим счастьем с вами поделюсь. Хотите?
Вместо
– Знаешь, Тиночка, мы ведь с Мишенькой очень ребеночка хотели, – зашептала вдова. – Да только испугались мы, что родится обездоленный.
– Как это? – не поняла Тина.
– Такое часто случается у чародеев. – когда у не рожденного своего ребенка отец или мать силу забирает. Это ведь так легко – силу у малыша отнять. Колдун, он ведь чем ни попадя усилить свой дар хочет. Это как у вампира страсть кровь сосать. Вот и колдун возьмет и высосет у ребеночка дар. Тогда и родится обделенный. Вроде как обычный ребенок, но без всего. Внутри – пустой. Ни талантов у него, ни теплоты душевной. Не человечек, а кусок дерева. В нем ни злобы, ни любви, одним словом, обделенный.
– Это ж несправедливо! – возмутилась Тина.
– Нет, нет, справедливо, Тиночка, справедливо! – горячо запротестовала вдова Чудодея. – Потому что по всем законам сын колдуна должен стать сильнее отца. Что бы вышло, не будь на свете обделенных? Представляешь, какую бы силу чародеи взяли? А так… Редко кто из чародеев своего ребенка не обделит, кто частично, а кто и до дна. Потому и дети у колдунов редкость. Они во время зачатия силу не отдают свою. А если отдают, то опять же через день-другой назад высасывают.
Тина решительным жестом сложила ладони на животе:
– Никому я его не отдам! Никому тронуть его не позволю.
– Ты охранное заклинание на него наложи! – посоветовала Эмма Эмильевна.
– Роман не посмеет! – горячо запротестовала Тина.
– Тут не знаешь, милая, кто посмеет, а кто нет. Ни за кого я бы ручаться не стала. Наложи заклинание, я тебе слова подскажу…
Тамара Успокоительница ворвалась в дом Гавриила, когда глава Синклита пил кофе. Переодетая в какую-то бесформенную куртку и повязанная безобразным бабьим платком, она волочила за собой два огромных баула. Со стороны можно было принять ее за челночницу, которая спешно свернула торговлю и поспешила укрыться где-нибудь в надежном месте.
– На помощь! – завопила Тамара Успокоительница. – Убивают!
Потом вспомнила, что в минуту опасности россиянам советуют вопить «Пожар!», передохнула, набрала в грудь побольше воздуха и заорала, что есть мочи:
– Пожар!
– Тихо! – цыкнул на нее глава колдовского Синклита. – Мы еще не горим.
Тамара ему не поверила, но убавила громкость:
– Очень даже горим! Беда!
– Тамара, прошу, не трезвонь! Совсем очумела? Кофе лучше выпей. Я только что заварил. Налить тебе?
– Конец нам всем! Конец Синклиту! Темногорску конец!
Гавриилу это надоело, он шепнул:
– Замолкни!
Тамара принялась беззвучно открывать рот. Равные колдуны друг на друга влиять не могут. Но Успокоительнице, как известно, сама по себе колдунья была никакая. С кем спала, того силой питалась. И карьеру себе делала, переходя из койки в койку. В опочивальне Гавриила она побывала много лет назад, но сочла повелителя Темных сил неперспективным и спешно удалилась в объятия популярного в те годы то ли Семена Лопуха, то ли Тихона Лиходея, теперь и не припомнить имена всех знаменитостей, коими бредили десять лет назад почитатели дара. Сгинули все, а Гавриил – вот он, по-прежнему в силе. Но Тамара давно утратила очарование молоденькой дурочки и Гавриила больше не привлекала.
Утратив голос, она не успокоилась, кинулась к столу, взяла фломастер, написала на листе бумаги: «Гукин уничтожает Синклит!» и принялась этим листком повелителю Темных сил в нос тыкать.
Через минуту пантомима Гавриилу надоела, и он милостиво махнул рукой, позволяя гостье говорить.
– О, Господи! – всплеснула руками Тамара. – Что творится-то, страсть! За что такое наказание! Меня чуть не убили, дом разорили весь дотла. Большерука арестовали! Мстят нам. За все смерти, что в городе приключились. Орут, что мы порчу на людей навели.
– Про кого что знаешь? – строго спросил Гавриил.
– Ой, не знаю. Ничего не знаю. Слышала: главу Синклита подорвали в машине.
– Да вот же я! Перед тобой сижу.
– И то правда, – закивала Тамара, налила себе кофе в чашку, отхлебнула. – Соврали, значит. А Романа Вернона и ученичка его белобрысого замочили, – это точно. Говорили же: белый волос черному несчастье приносит!
– Как замочили?! – притворился наивным чудаком Гавриил. – Утопили в реке?
– Ты что, не въезжаешь? Застрелили – и все дела. Из автомата, в упор. Сначала в грудь, потом в голову. Тела изувечили, глаза повыкололи, чтобы колдуны своих убийц узнать не могли. Максимку Костерка арестовали. Мой дом разори-и-или! – завыла Тамара. – Что с нами, горемычными, теперь будет-то?! Мы всем столько добра сделали, а нас, как врагов народа, к стенке! Гаврюша, миленький, у тебя тут надежно? А то я у тетки надеялась спрятаться, а она, сука отмороженная, мне дверь не открывает. Знаю, там внутри сидит, а меня не пущает. Я у тебя переночую. Ладненько? А как все стихнет…
– Брось свои баулы! – приказал Гавриил.
– Как бросить? Там все самое ценное. Я столько лет работала! Да я… Еще на заводе, когда посменно, на покраске тракторов… Жара, вонь… я один раз с трактора упала, месяц в гипсе…
– Оставь у меня барахло и пошли, – приказал Гавриил, поднимаясь.
– Куда? – Тамара только-только уселась в кресло и уцепила пирожное с тарелочки.
– Синклит спасать!
– Как же мы его спасем? Конец всем! Ты что, Гаврюша, дурной совсем? Как ты думаешь, хоть одна эта сволочь посмела бы из норы вылезти, если бы у них с мэром да с ментами договоренности не было? Гукин первый во главе всего стоит. Это он колдованов в город пригласил. Это он на Синклит наезжал! А делает вид, что не при чем.
В утверждении Тамары был резон – тут спорить с ее здравым смыслом Гавриил не стал бы.
– Так мы ж не к Гукину пойдем, – заверил он.
– А куда?
– Сделаем ставку на молодежь, – туманно ответил Гавриил.
– Арк, ты дома? – раздался в трубке голос Олега.
– Ну…
– Предки тебя больше не стерегут?
– Папаша куда-то смылся еще с утра, хотя у него выходной. Мать на работе. А что?
– Выйди во двор, – попросил Олег. – Я сейчас подгребу.