Шрифт:
Станислав Лем
Темнота и плесень
1
– Это уже последняя?
– спросил мужчина в дождевике.
Носком ботинка он сталкивал с насыпи комья земли вниз, на дно воронки, где гудело ацетиленовое пламя и виднелись согнувшиеся фигуры с огромными бесформенными головами. Ноттинсен отвернулся, чтобы вытереть слезившиеся глаза.
– Черт возьми, куда-то запропастились мои темные очки. Надеюсь, последняя? Я еле на ногах держусь. А вы?
Мужчина в лоснящемся плаще, по которому стекали мелкие капли воды, спрятал руки в карманы.
–
– Если бы хоть уверенность была, - проворчал Ноттинсен. Он щурился. Если здесь происходит такое, то представляете себе, что там творилось, он кивнул в сторону шоссе, где над развороченными краями кратера поднимались тоненькие струйки пара, голубоватые от вспышек невидимого пламени.
– Его наверняка уже не было тогда в живых, - сказал мужчина в дождевике. Он вывернул наизнанку оба кармана и вытряхнул из них воду. Дождь моросил не переставая.
– Он даже не успел испугаться и ничего не чувствовал.
– Испугаться?
– переспросил Ноттинсен. Он хотел взглянуть на небо, но сейчас же спрятал голову в воротник.
– Он?! Тогда вы его не знали. Ну, конечно, вы его не знали, - сообразил он.
– Работа над изобретением продолжалась четыре года, и в течение четырех лет это могло произойти с ним каждую секунду.
– Так почему же ему разрешили над этим работать?
– Мужчина в мокром плаще взглянул исподлобья на Ноттинсена.
– Не верили, что получится, - мрачно ответил Ноттинсен.
Синие ослепительные язычки пламени продолжали лизать дно воронки.
– Неужели?
– произнес собеседник.
– Я... имею некоторое представление о здешней стройке.
– Он взглянул туда, где в нескольких сотнях метров слабо дымился кратер.
– Она влетела в копеечку...
– Тридцать миллионов, - поддакнул Ноттинсен, переступая с ноги на ногу. Ему казалось, что ботинки промокают.
– Ну и что же? Ему бы дали триста или три тысячи, если бы были уверены...
– Это имело какое-то отношение к атомам, правда?
– спросил мужчина в плаще.
– Откуда вы знаете?
– Слышал. И даже видел столб дыма.
– Взрыв?
– Кстати, почему строили в таком отдаленном месте?
– Такова была его воля, - ответил Ноттинсен.
– Поэтому он и работал один - четыре месяца с того момента, как ему удалось...
– Ноттинсен взглянул на собеседника и добавил, наклоняясь: - Это было бы пострашнее атомов. Пострашнее!
– повторил он.
– Что ухе может быть страшнее конца света?
– Можно сбросить одну атомную бомбу и этим ограничиться, - сказал Ноттинсен.
– Но одна Вистерия... хватило бы одной! И никакая сила не могла бы ей противостоять. Эй, там!
– крикнул он, наклонившись над воронкой. Не торопитесь! Не отводите пламя! Каждый дюйм надо как следует прокалить!
– Меня это не касается, - произнес мужчина в плаще.
– Но... если она столь могущественна, чем тут поможет этот слабый огонь?
– Вам известно, что должно было получиться?
– с расстановкой произнес Ноттинсен.
– Я в этом не разбираюсь. Альдермот сказал, чтобы я помог вам местными силами, что это были... что он работал над какими-то атомными бактериями. Нечто в этом роде.
– Атомная бактерия, - Ноттинсен рассмеялся, но тут же замолчал. Откашлялся и произнес: - Вистерия Космолитика - так он это называл. Микроорганизм, уничтожающий материю и получающий таким путем жизненную энергию.
– Где он его взял?
– Это производное управляемых мутаций. То есть он исходил из существующих бактерий, постепенно подвергая их воздействию все возрастающих доз радиации, пока не получил Вистерию. Она существует в двух состояниях - в виде спор безвредна, как мука, ею можно посыпать улицы. Но если Вистерия оживает и начинает размножаться - тогда конец.
– Да, Альдермот говорил мне, - сказал мужчина в плаще.
– Что?
– Что бактерии будут размножаться и пожирать все - стены, людей, железо.
– Верно.
– И что это уже невозможно будет остановить.
– Да.
– Но к чему тогда такое оружие?!
– Вот поэтому его и нельзя было пока применять. Вистер работал над способом остановки этого процесса, над его обратимостью. Понимаете?
Мужчина сначала посмотрел на Ноттинсена, потом вокруг - ряды концентрических воронок, окруженных земляными валами, таяли вдали в сгущающихся сумерках, кое-где над ними еще поднимался пар - и ничего не ответил.
– Будем надеяться, что ничего не уцелело, - сказал Ноттинсен.
– Не думаю, чтобы он решился на какой-нибудь безумный поступок, не имея уверенности, что сможет опять...
– произнес он, не глядя на товарища.
– Много этого было?
– отозвался тот.
– Спор? Это как сказать. В несгораемом шкафу было шесть пробирок.
– В его кабинете на третьем этаже?
– спросил мужчина.
– Да, там теперь воронка, в которой поместились бы два дома, - произнес Ноттинсен и вздрогнул. Посмотрел вниз на мигающее пламя и добавил: - Кроме воронок надо будет прокалить весь участок, все в радиусе пяти километров. Завтра утром приедет Альдермот. Он мне обещал мобилизовать воинские части, нашим людям одним не справиться.
– Какие ей нужны условия, чтобы начать?
– осведомился мужчина.
Ноттинсен смотрел на него с минуту, как бы не понимая вопроса.
– Чтобы активизироваться? Темнота. В несгораемом шкафу горел свет, были припасены специальные аккумуляторные батареи на случай перебоя в снабжении электроэнергией - восемнадцать ламп, каждая с отдельной, независимой друг от друга цепью.
– Темнота и больше ничего?
– Темнота и какая-то плесень. Присутствие этой плесени было необходимо. Она вырабатывала какие-то биологические катализаторы. Вистер не изложил этого подробно в своем докладе подкомиссии - все бумаги и материалы он хранил внизу в своей комнате.