Темные дороги

О'Делл Тони

Поначалу я никак не мог понять, что выражает его лицо. Не боль и не злость, это точно. Но и не умиление, не тоску по старым временам, как в случае с дедушкой. Тот только и вспоминал всякие жуткие места, где когда-то отметился, а куда-нибудь на пикник его было не вытащить. Жалости к самому себе, горемычному, я в папаше тоже не приметил. Скорее была гордость, но без самодовольства, приятие случившегося, но без перебора возможных вариантов развития событий. Какое-то понимание пришло ко мне только по возвращении домой, когда я улегся

на новых простынях в своей новой комнате и синяки на лице и груди отозвались привычной болью. Конечно, жизнь у бати сложилась неудачно. Но он не озлобился.

Раньше суть дней рождения заключалась для меня в торте и подарках. В тот год я понял, что суть их в другом. В том, что выжил.

Года четыре назад папаша затеял новую пристройку. Вбил себе в голову, что ему нужна своя комната с телевизором. Чтобы без детей. Они с дядей Майком так ее и не закончили, успели только новую стену поставить взамен старой. От их стройки во дворе остался валяться деревянный каркас и несколько рулонов розового теплоизолятора. Я их продал вместе с досками через месяц после смерти бати.

Дядя Майк был прав. Карниз и наличники надо покрасить, а то дерево начало гнить. На крыше не хватает двух черепиц. Да и на земле найдется работа, вон листья все сливы забили. И надо, наконец, разобраться с огрызком антенны.

На верхней ступеньке крыльца сидела Джоди с блокнотом. Трехрогий Спаркл и Желтяк с головой-шлемом, которого я ей купил, чтобы держала рот на замке, расположились по обе стороны от нее.

– Что это ты делаешь? – спросила сестрица.

– Составляю список дел, – ответил я. – А ты чем занята?

– Это я составляю список, – не согласилась Джоди. – У тебя и бумажки с собой нет.

– Мой список в голове, – объяснил я. – А ну-ка покажи мне свой.

Она протянула мне листок.

ПАКАРМИТЬ ДЕНОЗАВРОВ

ПРИБРАТЬСЯ В МАЕЙ ПАЛАВИНЕ КОМНАТЫ

СЛОЖИТЬ БЕЛЬЕ

НАВЕСТИ ПАРЯДОК ВО ДВОРЕ

– Что у тебя с губой? – спросила Джоди. – Она вся распухла.

– Ничего такого, – пробурчал я. – С каких это пор ты наводишь порядок во дворе?

Она нарисовала сердечко на своем списке.

– Эмбер вчера сказала, тебя расстроил дядя Майк. Велел привести двор в приличный вид и всякое такое. Поэтому ты нахлестался пива и ушел гулять с Элвисом. Я тебе помогу. – Она помолчала и нарисовала еще пару сердечек. – Почему вы с Эмбер всегда ругаетесь?

– Ты слышала, как мы ссорились?

Она кивнула.

– И что же ты расслышала?

– Эмбер кричала плохие слова.

– Не обращай внимания.

– Да нет, пусть кричит, – прощебетала Джоди. – Эсме говорит, сдерживать эмоции – вредно для здоровья. Куда лучше дать чувствам выход.

– Есть на свете что-нибудь, чего Эсме Мерсер не знает?

– Она не знает, кто такой Конфуций.

– Конфуций? – Я искоса взглянул на нее. – А ты знаешь, кто это?

– Дядька, который пишет предсказания.

Я улыбнулся.

– Кто тебе сказал?

– Мама.

Улыбаться сразу же расхотелось.

Джоди выжидательно смотрела на меня, не стану ли я спорить. Я ногтем отковырял со ступеньки пару чешуек краски.

– Эсме говорит, ее мама и папа все время ругаются, – продолжила Джоди. – Она спросила у мамы, зачем надо ругаться, а та сказала, лучше выплеснуть эмоции, чем сдерживаться.

– Ее родители часто ссорятся?

– Ага. А еще ее мама кричит на нее и на Зака, а потом обнимает, плачет и просит прощения. Я сама видела. – Она опять глянула на меня: убедиться, что слушаю. – У Эсме чудесная мама, она красивая и может пройтись колесом, только…

– При тебе она проходилась колесом?

– Да.

Я постарался сделать равнодушное лицо.

– Она и для тебя может пройтись, – заверила Джоди, не сводя с меня глаз.

– Замечательно.

– Мне кажется, – сказала Джоди, передергивая худыми плечиками под полинявшей рубашкой поло с изображением мышки Минни, – у нее не все дома.

– Ничего подобного, – не согласился я. – Все родители порой кричат на своих детей.

– Почему?

– Потому что дети безобразничают и выводят их из себя.

– А мы выводим тебя из себя?

– Еще как.

– Но ты ведь почти никогда на нас не кричишь.

– Поэтому здоровья во мне все меньше.

– Ой. А почему тогда она потом плачет и просит прощения?

– Наверное, потому, что любит своих детей и ей становится стыдно за свой крик.

– Папа, когда нас бил, ни разу не извинился. Он нас не любил?

– Отец нас любил.

– Мама на него кричала и никогда не просила прощения.

– Джоди, – я поднялся на ноги, – у меня куча дел сегодня.

– А мама нас любит?

Я закрыл глаза. Чтоб ты провалилась вместе с этим домом и моей злорадной радостью.

Так, значит, родители Эсме все время ссорятся?

– Разве мама не говорит на каждом свидании, что любит тебя? – спросил я четко и раздельно.

– Поступки красноречивее слов, – отчеканила Джоди. – Так написано в предсказании. Могу показать.

– Не надо. Я тебе верю.

И я поспешил отойти от нее подальше. Сразу стало легче. То есть если бы два года назад кто-нибудь сунул мне список всего того, на что мне придется пойти ради Джоди, и предложил выбрать самое сложное задание, я бы выбрал «Вытереть блевотину, когда сестру вдруг вырвало среди ночи». А самым ответственным поставил бы «Дать хлеб насущный». Сейчас место самого-пресамого заняло одно: «Беседовать с сестрой».

Я направился к папашиному сараю, размышляя, с чего начать: скосить траву или пройтись по двору граблями, когда на глаза мне попался Элвис. Пес мотал башкой из стороны в сторону, из пасти у него свисал какой-то ошметок.