Темные дороги
Шрифт:
– Как зомби?
– Точно.
– Не хочу быть зомби.
Кэти шлепнула племянницу:
– Прекрати с ним болтать, сказала!
В дверь влетела риелторша, за ней охранник с планшетом. Парень был ненамного старше меня. Стрижка ежиком и темные зеркальные очки. Такие очки в помещении никогда не сулят ничего хорошего.
Я поднялся с пола. Не хотел, чтобы у него была причина заняться мною всерьез.
– Еще вставь себе импланты, – не отставал я от Джейми. – Исполнится десять, и вставляй.
Охранник
– У моей сестры цикл начался в одиннадцать лет, – произнес я, проходя мимо девочки.
Некоторые женщины прижимали к себе своих детей, словно стараясь защитить от меня, а некоторые невольно кивали, будто смотрели дома по телевизору шоу Опры.
– Покиньте помещение, – велел мне охранник.
– Вас следует посадить за то, что позволили девчонке так себя разукрасить, – выдал я напоследок тете Кэти. – Серьезно. Взять и закрыть. Американский союз защиты гражданских свобод может утереться.
– Живо! – рявкнул охранник.
Меня затрясло, как только вышел из комнаты. Я сложил руки на груди, спрятал ладони под мышками. Они вечно первые начинали трястись, не хотелось, чтобы охранник заметил. Несколько раз я глубоко вдохнул.
Он смерил меня взглядом и откашлялся:
– Ты к кому сюда?
– К маме.
Охранник перелистнул страницу в блокноте.
– Имя заключенной?
– Бонни Олтмайер.
– А твое?
– Харли.
– Тебе бы всыпать по заднице за такое представление, Харли.
– Я просто хотел помочь.
Он сунул блокнот под мышку.
– По-твоему, посоветовать маленькой девочке предохраняться, это помощь?
– Да.
Он снова оглядел меня с головы до ног. Что он думает по этому поводу, осталось неясным – очки мешали.
– Следуй за мной, – произнес он наконец. – У тебя десять минут.
Помещение, куда он меня привел, было разделено на кабинки. Все тут напоминало нутро металлического канцелярского шкафа. В кабинках стояли пластиковые стулья, на стульях, подавшись вперед, сидели посетители, большинство – мужчины. Лиц не видно, о чем говорят, не слыхать.
Оказалось, мама уже на месте. Стеклянная перегородка, выцветшая желтая рабочая одежда, руки сложены перед собой на столешнице – ни дать ни взять кассирша в кинотеатре на дневном сеансе.
– Дома все хорошо? – спросила она, не успел я сесть. Голос звучал глухо, как из кокона.
– Никто никого не застрелил, если ты об этом.
Мой ответ ее задел. Лицо выразило удивление, потом брови поползли вверх, словно она собиралась меня отругать. Ведь я был ее сын, и меня следовало призвать к порядку. Но вместе с тем я был уже взрослый, воспитывал ее детей, вел хозяйство, так что она была передо мной в долгу.
– Считаешь, это смешно? – спросила мама.
– Да.
– Мне не смешно.
– Извини. Мне надо было заранее подготовить речь.
– Харли. Прошу тебя. Что стряслось?
– Ничего.
– Тогда почему ты здесь?
Я поднялся со стула:
– Прости, что побеспокоил.
– Сядь, – властно сказала она.
Мое тело после непродолжительного инстинктивного сопротивления инстинктивно послушалось.
Она посмотрела на меня, гневное выражение сменилось озабоченным, потом раздражение снова выступило на первый план.
– Не хочу с тобой ругаться, – сказала мама наконец.
Я вдруг понял, что я-то как раз не прочь и поругаться. Все тайны и неправды всплыли на поверхность, на душе сделалось бесприютно и горько. Что творилось между папашей и Мисти? Что на самом деле произошло в ту ночь, когда его застрелили? Вопросов масса, больших и маленьких, и я не знал, с которого начать.
– Ты плохо выглядишь, малыш.
Она невольно протянула руку, чтобы пощупать мне лоб, и ткнулась в плексиглас. Раздался глухой удар, словно птица врезалась в стекло. Мы оба вздрогнули от неожиданности.
– Со мной все хорошо, – пробормотал я.
– Ты будто несколько дней подряд не спал. Когда ты в последний раз принимал душ или менял белье?
– Недавно.
– Ты отращиваешь бороду?
– Перестань, мама.
Я запустил пятерню в волосы. Вот сейчас вырву клок и покажу ей. И молитву произнесу. Будто передо мной каменный идол. Помоги мне, мама.
Я прерывисто вздохнул и вытер руку о штаны. Ну и сальные же сделались пальцы!
Мама смотрела на меня озабоченно, но сочувствия в ее глазах уже не было. Так оценивают противника, принимала боевую стойку.
Мы с ней думали об одном и том же: что происходит, когда человек, которого ты любишь, становится тебе врагом? Уничтожить его и спасти себя? Или на пару отправиться в ад?
– Зачем ты здесь, Харли?
Голос был ледяной. Никогда она не говорила со мной таким тоном. То есть всякое бывало. Она кричала на меня, плакала из-за меня, не спала ночей. Но открытой неприязни не было.
«Что я делаю? – в отчаянии спросил я себя. – На что мне ПРАВДА? Да еще за такую цену? Если мама возненавидит меня, а я – папашу?»
Еще не поздно отыграть назад. Надеются же некоторые запастись всем необходимым, пережить ядерный удар в убежище и жить потом в полной темноте, питаясь консервами и уверяя себя, что все сделал правильно.
– Ты знала, что Мисти забрала твои деньги? – Вопрос сам слетел с моих губ, я и оглянуться не успел. – Тысячу долларов, которые ты отложила, чтобы уйти от отца? Знала, что это она их взяла?
Лицо ее окончательно окаменело. Губы сомкнулись. Она была готова принять удар.
– Они были у нее все время. На прошлой неделе Эмбер нашла деньги в шкафу. Ты знала об этом?