Темные отражения
Шрифт:
В нескольких шагах от него на большом, поросшем по низу мхом валуне сидела, закинув ногу на ногу, крылатая женщина. Опершись руками позади себя и запрокинув голову с роскошными, стального цвета волосами, она заливалась звонким смехом. Широко раскрытый рот как будто намеренно демонстрировал ровные белые зубы. Большие перепончатые крылья, чуть подрагивая в ритме смеха, лежали у нее на плечах.
Гайно поднял пистолет, прицелился и выстрелил. Пуля ударила в камень рядом с обнаженным бедром женщины, ужалив его мелкими осколками.
Оборвав смех, она отпрыгнула в сторону и, взмахнув крыльями, поднялась в воздух.
Вместе со взмахами крыльев мгновенно исчез, словно растворившись в воздухе, и кошмарный червяк.
Глумз сидел в неестественной позе, прижавшись спиной к стволу дерева, с коленями, задранными до подбородка, и вытаращенными, ничего не понимающими глазами изучал то место, где секунду назад корчилась розовая туша.
Женщина, сделав круг на небольшой высоте, снова опустилась на валун.
– Убирайся отсюда, – наставил на нее ствол пистолета Гайно. – Или следующая пуля будет твоей.
– Фи, что за тон! – женщина кокетливо приставила кончик пальца к подбородку. – Неужели ты будешь стрелять в женщину, красавчик?
– И не сомневайся, – заверил ее Гайно.
Холодная решимость в глазах Гайно заставила ее поверить, что именно так он и поступит. Ее красивое лицо исказила гримаса ненависти и злобы. Нервно взмахнув крыльями, она оттолкнулась от камня и полетела в сторону заката.
Гайно спрятал пистолет в кобуру и подошел к Глумзу.
– Испугались? – спросил он, помогая старику подняться на ноги.
– Признаться честно – да, – кивнул Глумз. – Что это было за ужасное чудовище?
– Вы про женщину? – уточнил Гайно.
– Нет, про гигантского червяка, который чуть не схватил меня за ногу, – едва не выкрикнул Глумз. – До сих пор мурашки по спине бегут, как вспомню о нем… И куда он вдруг исчез?
– Никакого червяка не было, – усмехнулся Гайно. – Здесь была только ларния – крылатая женщина.
– Но я видел червяка! – уверенно заявил Глумз.
– Я тоже его видел, – усмехнулся Гайно. – И даже по глупости стрелял в него. Но это было всего лишь видение, внушенное нам ларнией. Напугать человека до полусмерти для них любимое развлечение.
– И зная, что это всего лишь забава, вы собирались стрелять в нее? – ужаснулся Глумз.
– И не сомневайтесь, выстрелил бы, если бы она не улетела, – заверил его Гайно. – В стране Тер нет более мерзких тварей, чем ларнии. Они делают гадости всем без разбора, просто, что называется, из любви к искусству. Наша ларния была еще молодая, глупая, поэтому и напустила на нас червяка. Старая придумала бы что-нибудь поинтереснее. Например, изобразила бы пожар или наводнение, чтобы заставить нас карабкаться по скалам до тех пор, пока бы мы шеи себе не свернули. Уж кто-кто, а ларнии служат Глору не за страх, а за совесть, – родственные души! – Гайно поднял с земли увязанное в узел одеяло. – Уже темнеет. Пора отправляться в путь.
– А эта женщина не донесет на нас? – с некоторой тревогой сросил Глумз.
– Вряд ли, – спокойно ответил Гайно. – Скорее всего она даже не знает, кого встретила. Повеселилась – и забыла.
Спустившаяся в долину тьма принесла с собой ночную свежесть и прохладу. Конечно, это был совсем не тот прожигающий до костей холод, который приходилось терпеть ночью в пустыне, но по позвоночнику все же бегал озноб. Чтобы согреться, путники ускорили шаг. Глумз даже накинул на плечи свое драное одеяло.
На утренней заре, по колено в молочно-белом, стелющемся по земле тумане, они наконец вошли в лес.
Глумз хотел было предложить ненадолго остановиться и передохнуть, но, видя, с каким нетерпением Гайно стремится вперед, к дому, только спросил, облизнув сухие губы:
– Далеко еще?
– Часа два такого хода, и мы дома, – улыбнулся, оглянувшись через плечо, Гайно.
Взглянув на Глумза, он понял, что того сильно утомил ночной переход. Сорвав с дерева два темно-коричневых плода размером с кулак, Гайно ножом счистил с них твердую, одеревенелую кожуру и протянул Глумзу золотистую, истекающую соком мякоть.
– Попробуй, – сказал он. – Это вкусно и прибавляет сил.
От плодов исходил густой, терпкий аромат. Их приторно-сладкий вкус Глумзу понравился не очень, но идти действительно стало легче. Ноги теперь передвигались как будто сами собой, в теле образовалась легкость, в голове – приятная пустота. По-видимому, решил Глумз, в плодах содержался какой-то легкий наркотик.
Но, как ни старался Глумз, выдержать взятый темп ему не удалось. Путь занял почти вдвое больше времени, чем рассчитывал Гайно.
Когда лес начал редеть, путники вышли на грунтовую дорогу, стелющуюся дальше среди широких полей свежевспаханной черной земли.
Вскоре они вошли в поселок.
Высокие и длинные одноэтажные дома, сложенные из огромных, грубо обтесанных бревен, с покрытыми дерном крышами, стояли без всякого порядка, на различном расстоянии друг от друга, развернувшись дверями каждый в свою сторону, – как зерна, брошенные рукой гигантского сеятеля. То и дело встречались постройки меньшего размера с возвышающимися над односкатными крышами кирпичными трубами, из которых плотными, густыми клубами валил серый дым. Из раскрытых дверей доносился ритмичный, певучий звон металла о металл. Нигде не было ни изгородей, ни заборов.
Находившиеся на улице жители – высокие, меднокожие, с четырьмя большими мускулистыми руками – с интересом посматривали на незнакомцев, но никто их не спрашивал, кто они и кого ищут.
Гайно уверенно выбирал дорогу среди неразберихи ничем не отличающихся друг от друга домов и кузниц. Глумз, с любопытством оглядываясь по сторонам, семенил за ним.
Остановившись возле знакомого ему дома, Гайно громко, раздельно стукнул три раза по дверному косяку и решительно распахнул дверь.
Во всю длину большой, просторной комнаты тянулся высокий стол из гладко оструганных, начищенных до сверкающей желтизны досок. В противоположном от входа конце комнаты едва приметно тлел очаг. По стенам висели боевые топоры, секиры, мечи, щиты и луки. Под ними стояли широкие скамьи. На одной из них, по левую сторону от стола, двое мальчиков примерно одного возраста, лет десяти, чинили большую рыбацкую сеть. На другой стороне комнаты занимались каким-то шитьем женщина и девочка лет пяти.