Темные реки сердца

Кунц Дин Рей

– Я не знаю. Я очень неловкий в этом. Дело в том, что я был всего лишь четырнадцатилетним мальчиком, на которого обрушилось такое. И эмоции словно замерзли в этом подростке, он как будто онемел. И если я не могу объяснить, что чувствую или почему я чувствую это, то как могу я ожидать от вас подобных чувств в ответ? Господи, я был прав: «дерзкий» – это не то слово. «Дурацкий» точнее. – И он снова погрузился в спасительное молчание. Но нельзя было пребывать в молчании долго, он чувствовал, что скоро утратит волю и не сможет прервать его. – Пусть это глупо, но теперь у меня есть надежда, и я буду держаться за нее, если вы не скажете мне, чтобы я выбросил

это из головы. Я расскажу вам все о Майкле Акбломе, каким он был. Я расскажу вам все, что вы захотите узнать, все, что вы сможете вынести. Но я хочу того же от вас. Я хочу знать о вас все. Никаких секретов. Конец секретам. Здесь, сейчас. С этого момента никаких секретов. Все, что у нас может быть общего – если у нас вообще что-то будет, – должно быть честным, истинным, чистым, сияющим, не похожим на все, что я знал раньше.

Пока он говорил, скорость «Ровера» снизилась.

Его последующее молчание было не просто очередной паузой между болезненными попытками выразить себя, и Валери, казалось, осознала новое значение этого молчания. Она взглянула на него. Ее красивые темные глаза светились теплом и добротой, на которые он и откликнулся в «Красной двери», впервые встретив ее меньше недели назад.

Когда это тепло собралось перейти в слезы, она снова устремила взгляд на дорогу.

С той минуты, как они встретились с ней в пустыне вечером в пятницу, и до этого момента он ни разу не замечал снова эту исключительную доброту и открытость духа. По необходимости она была замаскирована сомнением и осторожностью. Валери не доверяла ему после того, как он проследовал за ней от работы до дома. Жизнь приучила ее быть циничной и подозревать каждого точно так же, как его жизнь научила опасаться того, что однажды он может обнаружить в себе нечто притаившееся и страшное.

Заметив, что сбросила скорость, она нажала педаль газа, и «Ровер» рванулся вперед.

Спенсер ждал.

Деревья снова приблизились к дороге. Узкие клинки света пронизывали стекло, увлекая за собой быстрые полоски тени.

– Мое имя, – сказала она, – Элеонора. Обычно меня называют Элли. Элли Саммертон.

– Не... его дочь?

– Нет. Слава Богу, нет. Его невестка. Моя девичья фамилия Голдинг. Элеонора Голдинг. Я была замужем за сыном Тома, его единственным ребенком. Дэнни Саммертоном. Дэнни сейчас мертв. Его нет уже четырнадцать месяцев. – Ее голос выражал гнев и печаль и часто дрожал на середине слова, растягивая и искажая его. – Иногда мне кажется, что он ушел только на неделю или на месяц, но в какие-то дни я чувствую, что он ушел навсегда. Дэнни знал слишком много. И он собирался заговорить. Его застрелили.

– Саммертон... убил своего собственного сына?

Ее голос стал холодным, кажется, в нем вовсе и не было печали, только гнев:

– Он сделал даже хуже. Он приказал кому-то совершить это. Мои мама и папа тоже были убиты... Только потому, что они оказались рядом, когда люди из Агентства пришли за Дэнни. – Ее голос стал ледяным, и она не побледнела, а побелела. Когда Спенсер был полицейским, он встречал лишь несколько раз такие белые лица, как лицо Элли в этот момент, но это были лица, которые он видел в морге. – И я была там. Я бежала, – сказала она. – Мне повезло. Вот что я говорю себе с тех пор. Мне повезло.

* * *

... – Но Майкл не мог быть спокоен, даже когда переехал в Денвер и стал жить с Портами, своими дедушкой и бабушкой, – говорил Гэри Дюваль. – Каждый мальчишка в школе знал эту фамилию – Акблом. Необычная фамилия.

И отец был знаменитым художником до того, как стал знаменитым преступником, убившим свою жену и еще сорок одного человека. Кроме того, фотографии Майкла были в газетах. Мальчик-знаменитость. Он был объектом бесконечного любопытства. Все глазели на него. И каждый раз, когда казалось, что средства массовой информации оставили его в покое, происходила новая вспышка интереса, и они снова набрасывались на него, хотя, Господи, он был просто ребенком.

– Журналисты, – презрительно сказал Рой. – Ты знаешь, каковы они. Холодные ублюдки. Им только дай историю. У них нет сострадания.

– Ребенок прошел настоящий ад, нежеланную известность еще раньше, когда ему было только восемь лет, после того как тело его матери нашли в этой канаве. И теперь он не находил себе места. Дед и бабушка уже были на пенсии, могли жить где угодно. Поэтому меньше чем через два года они решили вместе с Майклом уехать из Колорадо. Новый город, новый штат, новый старт. Вот что они сказали соседям, но не сообщили никому, куда переезжают. Они так сделали, потому что это была единственная возможность создать для него нормальную жизнь.

– Новый город, новый штат – и даже новое имя, – сказал Рой. – Они легально поменяли его, не так ли?

– Еще здесь, в Денвере, до того как уехали. При данных обстоятельствах суд согласился на это, конечно.

– Конечно.

– Но я проверил. Майкл Стивен Акблом сделался Спенсером Грантом без среднего имени и даже инициала. Странный выбор. Похоже, что это имя мальчик взял себе сам, но я не знаю, где он нашел его.

– В старых фильмах, которые ему нравились.

– Хм?..

– Хорошая работа. Спасибо, Гэри.

Нажав кнопку, Рой прервал связь, но не снял с головы наушники телефона.

Он все смотрел на фотографию Стивена Акблома. Человек среди теней.

Моторы, роторы, мощные желания и симпатия к дьяволу вибрировали в теле Роя. Его трясло от озноба, который нельзя было назвать неприятным.

Они были так прекрасны в своих страданиях, а после смерти напоминали ангелов.

To здесь, то там в полумраке под деревьями, куда тень не пускала солнце почти ни на минуту, пятна белого снега сияли, как кости скелета земли.

Настоящая пустыня осталась позади. В этом районе царила зима. Ее прогнала ранняя оттепель, но зима еще обязательно вернется до настоящей весны. Однако сейчас небо было синим. Хотя именно сейчас Спенсер был бы рад лютой стуже, сильным порывам холодного ветра и колючему снегу, чтобы глаза, наблюдающие за ними сверху, ничего не могли бы рассмотреть.

– Дэнни был блестящим создателем компьютерных программ, – сказала Элли. – Он был компьютерным фанатом еще в школе. И я тоже. С восьмого класса я жила только мечтой о компьютерах. Мы познакомились с ним в колледже. То, что я была увлечена компьютерами, – а ведь этим обычно занимались ребята, – и привлекло ко мне внимание Дэнни.

Спенсер вспомнил, как выглядела Элли, когда она сидела на песке в пустыне, залитая утренним солнцем. Она склонилась к компьютеру. Ее глаза сверкали от удовольствия.

Ей нравилось, что она хорошо во всем этом разбирается. Прядь волос, словно вороново крыло, закрывала ее щеку.

Что бы она ни говорила, но Дэнни привлекла к ней не только ее способность к программированию. Она была привлекательна во многих отношениях и все время казалась более живой и полной жизненных сил, чем другие.