Темные тропы
Шрифт:
– Ух ты моя сладкая! – рассмеялся Николай. – Не беспокойся, Ленок, поделим. Фотография его есть?
– Нет. С собой нет. – Лена покопалась в сумочке, достала ключи от квартиры Скоробогатова и бросила на стол. – У него дома должны быть. Только я туда не поеду.
– Естественно, – усмехнулся Буздырь. – Ну иди, поспи на диванчике. Вечером посидим в зале. Не бойся, твои знакомые сюда редко заявляются. А потом поедем на одну квартиру, кореш по европам гуляет, а ключи мне оставил – цветы поливать.
Николай помог Лене добраться до комнаты отдыха, уложил ее на диван и прикрыл пледом.
– Спасибо, Коля, – размазывая
– Спи, я тебя разбужу.
Лена закрыла глаза и мгновенно уснула глубоким сном.
Проснулась она сама, и не от шума или какого другого раздражителя, а от ужаса. Ей приснился кошмар, в котором участвовали все те же Антон, Сергей и некоторые банковские служащие, но сюжет был совершенно иным: Лена лежала привязанная к кушетке, а они по очереди насиловали ее и били чем попало по лицу. Особенно старались Сергей и Александр Гаврилович, которые тыкали в нее кухонными ножами и рвали на ней волосы. Лена пыталась звать на помощь, но у нее ничего не получалось, и только открыв глаза, она наконец услышала свой голос, потому что пробудилась от собственного крика.
Возвращение к действительности принесло облегчение только на несколько секунд, пока Лена не вспомнила, как она оказалась в ресторане у Буздыря. Спустив ноги на пол, она обхватила голову руками и, раскачиваясь словно правоверный мусульманин во время намаза, завыла в голос. За этим печальным занятием ее и застал вернувшийся Николай.
– Все горюешь? – бодро спросил он. – Ничего, Ленок, пробьемся. Бог даст, мы твоего красавчика отыщем. Вряд ли он полезет через горы, а на пропускном пункте его наши люди аккуратненько так, без лишнего шума возьмут.
– Да, – перестав плакать, хриплым со сна голосом сказала Лена. – Только меня к тому времени уже загребут и посадят за решетку.
– Да брось ты, спрячем мы тебя. Отсидишься, документы сделаем, и уедешь ты в теплые страны клеить миллионеров из высокоразвитых капиталистических государств. А пока давай-ка умойся. – Он взял ее за плечи, поднял с дивана и подвел к настенному зеркалу. – Посмотри на свой фейс. Теперь понятно, почему тебя твой Ромео кинул? – Буздырь расхохотался собственной шутке, а Лена взглянула на свое отражение и увидела жалкое взъерошенное создание с чумазым, как у Золушки в начале ее карьеры, лицом.
– Боже мой, где моя сумка? – закрывшись ладонями, воскликнула она.
– Наводи марафет, я через пятнадцать минут за тобой зайду, – распорядился Николай и оставил ее одну.
На восстановление красоты Лена потратила больше часа, но Буздырь не торопил гостью. Заходя, он лишь снисходительно посмеивался, хлопал ее по попке и удалялся по своим делам. Спокойная уверенность Буздыря и привычное занятие макияжем умиротворили Лену настолько, что утренняя трагедия показалась ей пригрезившейся, и из комнаты отдыха она удалилась с чуть виноватой улыбкой, которая очень ей шла.
В зал Лена вошла не сразу. Она остановилась в дверях и довольно долго разглядывала посетителей. Все они, за исключением знакомых официантов, выглядели подозрительно: и те, которые пришли сюда в костюмах и галстуках, и особенно публика в джинсах или мятых брюках. Незаметно для себя Лена принялась изучать интерьер зала. Она бывала здесь много раз, но редко обращала внимание на убранство ресторана и только сейчас заметила, что «Буревестник» за последние два года довольно сильно устарел и как-то обветшал. Его безвкусная имперская вычурность с несмываемым клеймом общепита сразу бросалась в глаза и вызывала не ностальгию по ушедшим временам, а музейное удивление – неужели же такое было? Правда, за тот же отрезок времени Лена побывала в нескольких новых ресторанах, которые были отделаны в современном европейском стиле с непременным российским перебором. Возможно, поэтому, на фоне уютных закутков по-европейски «Буревестник» выглядел, как спившийся, но не потерявший достоинства актер в кругу своих более молодых собратьев.
Николай усадил Лену в самый угол, спиной к залу, а сам пошел отдавать какие-то распоряжения официантам. Начальный этап ресторанных игрищ ему никогда не нравился – оркестр разминался, посетители только приступали к трапезе, и в воздухе господствовали звон вилок да треньканье посуды.
До пятой рюмки Буздырь, как правило, был вялым, мало говорил и рассеянно шарил взглядом по залу в поисках знакомых или просто чего-нибудь необычного. Он ждал праздничного настроения, лепил его как снежную бабу, а затем всецело отдавался ему. Но сегодня был особенный день. Рассказ Лены отбил у Николая охоту напиваться, он постоянно уходил к себе в кабинет, с кем-то созванивался, а потому его подружка большую часть вечера провела одна.
Самое интересное в «Буревестнике» начиналось лишь после восьми вечера, когда посреди зала начинались традиционные оргические пляски. Вкусившие дионисовых прелестей посетители забывали о том, сколько они намеревались истратить на культурный отдых, и прокуренный ресторанный воздух оглашался шампанской канонадой. Оглушительная музыка заставляла говорить всех на повышенных тонах, мужская половина зала все чаще под столами пускала в ход руки, а женская, разрумянившись, млела над тарелками или отчаянно отплясывала под неумирающую «Калинку» и «Миллионы алых роз».
Стол Буздырь организовал более чем приличный: с букетом садовых ромашек, шампанским и двумя мельхиоровыми вазами с красной и черной икрой. В течение нескольких минут он опрокинул в себя три большие рюмки финской водки, с аппетитом закусил кричаще-красной чавычей и нежнейшим салатом из лобстеров, и только после этого проявил интерес к своей даме.
– Подкрепись, Ленок, а то развезет, – посоветовал он, разливая водку по рюмкам. – Вся жизнь проходит в ресторане. Работаю здесь, гуляю здесь, баб трахаю здесь. Наверное, и помирать здесь придется, – медленно проговорил он с некоторой неприсущей ему грустью. – Привык. У себя в квартире просыпаюсь и не узнаю стен. Как в гостинице. У меня там даже тапочек нет, сюда привез. Думал, женюсь, буду гостей домой приглашать…
– А у меня теперь и дома нет, – подперев голову кулаком, равнодушно сказала Лена. – И неизвестно, будет ли.
– Будет, Ленок. Казенный или свой – обязательно будет. Давай вмажем, а то меня что-то на философию потянуло, а нам с тобой философствовать вредно. Можно головы потерять.
После второй рюмки Лена почувствовала, как оттаивает. Вкусная еда всегда на нее действовала расслабляюще, а водка возбуждала и делала рискованно компанейской.
– Пойдем потанцуем, – без всякой надежды предложила она, точно зная, что Николай откажется.