Темные удовольствия
Шрифт:
Помечая ее как свою.
Утверждая свою собственность.
Я оставался плотно прижатым к ней. Член лишь наполовину смягчился, когда я пришел в себя после лучшего оргазма в моей жизни и скользнул на бок, увлекая ее за собой, так чтобы остаться внутри нее. Закинув одну ее ногу себе на бедро, я просунул руку под подушку и притянул ее ближе.
Там, в кромешной темноте, мы изучали друг друга. Я потерял счет времени, сколько мы смотрели друг на друга, связанные самым интимным образом. Ева видела меня таким, какой я есть, и она протянула руку и приняла меня в себя.
Я ничего не знал о любви, но тот момент во тьме убедил меня в том, что, возможно, я смог бы научиться, если бы она показала мне как. Я чувствовал, как слова отчаянно желают вырваться с моих губ. Несовершенные, грубые и скудные объяснения чувств, которые были слишком велики, чтобы их сдерживать, бурлили во мне, пытаясь обрести голос. Затем она зевнула, что было чертовски очаровательно. Чары рассеялись, и эти отчаянные признания на время исчезли.
— Спи, Иви, – тихо сказал я ей.
Она подняла на меня глаза.
— Я должна привести себя в порядок, – пробормотала она и снова широко зевнула.
Я покачал головой.
— Не беспокойся. Я с тобой еще не закончил. Это будет долгая ночь.
Как я и обещал, это была очень долгая ночь.
Настолько долгая, что этим утром мои яйца болели. Мне было любопытно, как обстоят дела у Евы. Ходила ли она странно из-за того, что ее трахали всю ночь? Я вроде как надеялся на это. Все должны знать, что о ней хорошо заботятся дома и она вне игры. Всякий раз, когда мой член восстанавливался достаточно, чтобы снова стать твердым, я будил ее глубоким толчком. Несколько раз она просыпалась на грани разрядки, и с каждым разом ее оргазмы становились все сильнее и сильнее. Мне не терпелось увидеть, на что она способна при регулярном трахе.
Я также накачал ее таким количеством спермы, отказываясь выходить из нее, что утром, когда я наконец позволил ей встать, вылившееся месиво пропитало простыни и матрас. Мне было похуй. Не было смысла переживать по этому поводу. С течением семестра будет только хуже. К тому же я все еще не знал, принимает ли она противозачаточные. Мысль о том, чтобы обрюхатить ее, заводила меня до чертиков.
Теперь, когда мы пересекли черту, от которой воздерживались, – спать вместе и трахаться без угрозы смерти, – пути назад не было.
Я планировал засыпать внутри Евы или не спать вообще.
Я не видел ее до конца дня, но мысль о возвращении домой к ней снова сделала мой ноющий член твердым. Если так пойдет и дальше, мне придется пополнять запасы электролитов каждое утро, а не только после тренировок.
У меня действительно появилась новая зависимость, и я не собирался от нее отказываться.
Сегодняшняя игра была против команды из Портленда. Она обещала быть нелегкой, а без Ашера мы были не в лучшем положении.
Пока мы готовились, в раздевалке стояла тишина. Наверное, мне не стоило тратить недельную энергию, трахая Еву до
Не способствовало моральному духу команды и то, что болельщики гостей приехали поддержать свою команду в полном составе, и их поддержка с трибун была просто оглушительной. Это совсем не улучшало моего настроения. Последним гвоздем в крышку гроба моего позитива стал тренер Уильямс, просунувший голову в дверь раздевалки.
— Беккет! – позвал он меня. — Я просто хотел предупредить, что твой отец здесь.
Я замер, все остатки хорошего настроения испарились.
— Он в спонсорской ложе.
Тренер Уильямс не питал иллюзий по поводу моих отношений с отцом. Он наблюдал, как я отдалялся от него в течение многих лет после смерти мамы.
— Спасибо.
Тренер глубоко вздохнул.
— Не зацикливайся на этом. Играй хорошо, как всегда.
— Хорошо.
Но это уже зацепило меня. Я ненавидел, когда отец смотрел, как я играю. У него всегда была наготове для меня только критика, облеченная в форму конструктивной обратной связи. Как будто меня волновало, что он думает. Я тут же решил отказаться от встречи с ним после игры. Я не мог заставить себя пройти через это.
На арене болельщики гостевой команды жаждали крови и освистывали нас, пока мы выезжали на лед. Сегодняшний вечер был наполнен атмосферой насилия, которая заставляла меня нервничать. Осознание того, что отец наблюдает за происходящим, делало все еще хуже.
— Жесткая публика, – заметил Чейз, кружа по льду рядом со мной.
— Не то слово, – пробормотал я и сосредоточился на разминке.
— Танцевальная команда стартует сегодня, верно? – спросил Чейз, пытаясь завязать разговор, который меня не интересовал.
Одной из худших частей студенческого хоккея, в отличие от школьного, были Ледовые дивы. Как и чирлидерши в других видах спорта, Ледовые дивы заводили толпу, исполняя танцы и скандируя кричалки. Хотя, надо отдать должное дивам, их работа была намного сложнее, учитывая, что им приходилось делать все это на коньках и чистить лед в перерывах.
— Вот и они. Посмотрим, смогут ли они разжечь кровь Геллионов. – Чейз ухмыльнулся и проехал мимо меня.
Танцевальная команда вышла на каток в нарядах того же цвета, что и наши джерси. Из динамиков полилась второсортная попса, сразу же вызывая у меня раздражение. Девушки заняли исходные позиции в ожидании начала своего выступления.
Вот тогда я её и увидел.
Ева.
Она стояла в задней линии, слева, в облегающих черных леггинсах, поверх которых было надето маленькое черно-зеленое платье с эмблемой Геллионов на груди. Ее длинные волосы были собраны в пучок. Она посмотрела через лед, прямо на меня, и усмехнулась, а затем начался короткий номер. Ева двигалась с плавной грацией, делая развороты и выгибаясь, покачивая своей восхитительной попкой. Я не мог отвести взгляд. Ева была великолепной фигуристкой. Зимой они с братом часами катались по пруду Миллера, когда тот замерзал.