Темные воды Тибра
Шрифт:
Мавританцы продолжали кружить вокруг сомкнутого римского строя. Градом сыпались дротики и стрелы. Вреда они, впрочем, приносили немного, всего лишь несколько десятков раненых лежали или сидели на земле недалеко от командного возвышения. Обе попытки мавританцев массой проломить римский строй кончились для них плачевно, на длинных копьях первой шеренги осталось до полусотни насквозь пронзенных всадников в белых клобуках.
– И долго они так могут? – спросил, ни к кому особенно не обращаясь, один из центурионов, командовавших резервными манипулами.
– Хоть целый день, – ответил Марий, – сейчас они привезут соломенные тюки, подожгут их и станут ими нас забрасывать.
– Да, – сказал Руф, указывая острием меча туда, где над головами бесновавшихся всадников поднимался дым.
– Нам нельзя оставаться на месте, – сказал Марий, – по крайней мере, на ровном месте. Там, – он указал чуть в сторону от разраставшегося дыма, – находятся два холма. До них не более шести стадиев. Прорваться к ним и устроить лагерь на их вершинах – это наш единственный путь к спасению.
Глава четвертая
Сулла
107 г. до Р. X.,
647 г. от основания Рима
Закутавшись в толстый шерстяной плащ, крепко держась обеими руками за протянутый вдоль всего борта канат, Сулла всматривался в очертания скалистых берегов слева по ходу триера.
– Это сицилийский берег? – спросил он у Плутарха, коренастого грека с курчавой окладистой бородой, слывшего одним из лучших лоцманов Западного Средиземноморья. Тирренское море он знал как свои пять пальцев.
– Нет, это Эгатские острова. Волнение спадает, можно налечь на весла, чтобы взять немного западнее.
– Зачем?
– Чтобы сберечь то, что пощадил вчерашний шторм.
В эту пору Тирренское море обычно бывало спокойно, поэтому налетевшая вчера буря была воспринята суеверными квиритами как отвратительное предзнаменование. Какая-то сила, превосходящая человеческое воображение, не хотела, чтобы собранная квестором конница вовремя достигла африканского побережья. И хотя волнами побило всего две галеры, что можно считать потерями минимальными в подобной ситуации, легионеры стали роптать: мол, надо возвращаться, поскольку поход закончится не чем иным, как полной погибелью войска.
Нет, открытого неповиновения никто не выказывал, но Сулла, прекрасно зная характер своих соотечественников, понимал, что пропитанная подобным духом армия и в самом деле будет разгромлена в первой же стычке. Римлянин не боится никого в человеческом обличье, но никогда не выступит против божественной воли, как бы странно она ни выглядела.
Из этой ситуации было два выхода – либо повернуть, обогнув Эгатские острова, в гавань Лилибея, либо…
– Да, волнение действительно падает, – задумчиво сказал Сулла, – надо вывесить на мачтах знак, что я жду у себя на борту всех старших офицеров.
Плутарх кивнул.
– Прямо сейчас это сделать трудно, но как только такая возможность появится, я все выполню.
Сулла поморщился, но ничего не сказал, он давно уже положил себе за правило никогда не навязывать свое мнение в тех областях, где не может считать себя первейшим знатоком.
Сулла повернулся к стоявшему за его спиной Марку Карме:
– Приведи сюда Вариния.
Это оказалось не таким простым делом. После потрясений, свалившихся на голову простоватого пропретора во дворце квестора, после бешеной скачки в Остию, осмотра судов (выяснилось, что они оснащены и укомплектованы образцово и даже сверх того) закоренелый пехотинец попал в морской шторм и был окончательно умучен качкой. Когда Вариния вывели под руки на воздух, он был бледнее перьев на своем парадном шлеме.
Сулла быстро изложил ему суть сложившейся ситуации и спросил совета, что делать дальше: заворачивать в Лилибею или идти в Цирту?
Публий Вариний, собрав в кулак оставшиеся силы, выразил мнение, что лучше не противоречить воле высших сил и поскорее пристать к тому месту, где можно будет обрести твердую почву под ногами.
– Но ведь ты так торопил меня, вспомни! – слегка раздраженно и чуть-чуть презрительно заметил Сулла. – Ты не дал мне даже толком помыться перед длительным походом.
Вариний покачал головой.
– Воля богов…
Сулла прошелся вдоль борта, бормоча:
– Воля богов, воля богов…
Плутарх скомандовал по-своему палубным матросам, и один из них стал быстренько взбираться по веревочной лестнице, которая свисала с центральной мачты.
– Сейчас мы узнаем волю богов! – громко объявил Сулла.
В этот момент под дно судна подсела неожиданно крупная волна, оно неловко качнулось, матрос, успевший взобраться достаточно высоко, был отброшен в сторону и с размаху ударился головой о мачту. Он резко вскрикнул и тут же безжизненно повис.
Все находившиеся на палубе замерли. По римским представлениям того времени, это было знамением свыше.
Боги были против продолжения похода.
– Сейчас мы узнаем волю богов по всем правилам! – снова громко сказал Сулла.
Что-то мокрое полилось на левое плечо квестора. Кровь, смешанная с мозгом матроса.
Публия Вариния мучительно вырвало. Марк Карма отвернулся, но сдержался. Плутарх же, спокойно подойдя к Сулле, смахнул с его плеча кровавую грязь.
– Надо снять его с мачты, а то на кораблях невесть что могут подумать, – сказал Сулла.
Грек расхохотался, замечание римлянина показалось ему очень остроумным.
– Волнение почти совсем спало, сейчас мы его снимем и вывесим нужные флаги.
– Марк, повернись ко мне, Марк. Что с тобой?
– Я задумался, – сказал бледный как смерть Карма.
– Приведи сюда жрецов. Всех – и авгуров, и гаруспиков. Всех до единого. Если кто-то не сможет идти, притащить!
Плутарх несколько раз качнул веревочную лестницу. Тело «безмозглого» матроса сорвалось и полетело вниз. Два специально выставленных человека с шестами не дали ему упасть на палубу, столкнули с вертикального пути и отправили в зеленоватую воду Тирренского моря.