Темные времена
Шрифт:
Сам того не подозревая, он подтвердил догадки охотника о том, что отношение к чарам и всему тому, что орденцы называют происками тьмы, у мальчишки весьма неоднозначное – его душа еще могла верить в сказки и видеть многое из того, что уже давно недоступно клирикам.
– Ну конечно, – усмехнулся мужчина. – Ты рассуждаешь, как ребенок. К твоему сведению, основатели одного из кланов, относящихся к Вина Ши, самого могущественного среди фейри, были одними из перворожденных, но при этом они – представители Неблагого
– Не может такого быть! – запальчиво воскликнул юноша, распахнув глаза.
– У фейри нет понятия добра и зла, Исэйас. Даже отношение к смертным у них разделяется по принципу «полезен – не полезен». Неблагие считают нас помехой своему существованию, а Благие – подспорьем. Вот и вся разница. Как тебе известно, «добрые духи» тоже могут озорничать, да еще так, что мало не покажется.
– Но детей же, например, не крадут, – не мог отказаться от своей позиции рыжий.
– Еще как, – охотник улыбнулся. – Все фейри живут по присловью: «Что твое, то мое, а что мое – никому не отдам».
– А как же рассказы о благородных чародеях? – мальчишка чуть не плакал.
Темный, да он же словно ребенок – верит в сказки! Неужели среди клириков еще существуют чистые, незапятнанные ненавистью души?
– Есть такие, – Хес покосился на послушника. – Тилвит Тег, Золотые фейри. Но и у них есть свои пороки, так что однозначно добрых, в твоем понимании, среди волшебного народа нет.
– Врут все книжки! – Исэйас казался расстроенным. – И фейри тоже все время лгут, так ведь? Мне магистр Гайюс говорил, что их речам никогда нельзя верить.
– Нет, – услышав неожиданный ответ, паренек изумленно приоткрыл рот. – Фейри не лгут, они лукавят. Говорят всегда правду, но так, что не всякий сможет понять истинный смысл сказанного.
– Откуда ты так много про них знаешь? – послушник жадно посмотрел на спутника.
– Я же все-таки охотник, мне положено все знать о тех, с кем есть возможность столкнуться как с врагом, – хмыкнул Хес.
Исэйас притих, обдумывая услышанное. Благословенная тишина повисла в воздухе, прерываемая только мерным топотом подкованных копыт по дороге да тяжелыми вздохами рыжего паренька.
Послушник так задумался, что не сразу заметил, что охотник, вместо того, чтобы поехать прямо, как того требовал их маршрут, на развилке забрал влево, двигаясь по чуть менее широкой, чем основная, но такой же укатанной дороге.
– Подожди, – заволновался он. – Нам не туда!
– Я знаю, – охотник обернулся и укоризненно посмотрел на мальчишку. – Здесь деревня в часе пути. У нас заканчиваются припасы, а до города тут два дня.
Когда они въехали в деревню, миновали окраинные аккуратные домики, то заметили, что на улицах стояла поразительная тишина. Не лаяли собаки, не было видно ни работающих селян, ни ребятни, которая обычно бросается чуть ли не под ноги лошадям, ни стариков, греющихся на солнце.
У Хеса нехорошо кольнуло сердце. Что-то здесь явно не так. Он слегка сжал колени, и понятливый жеребец перешел на резвую рысь.
Жители деревни обнаружились на площади перед постоялым двором и домом старосты. Гомонящие, яростно выкрикивающие оскорбления и плюющиеся. На открытом месте стоял столб, к которому несколько дюжих парней сноровисто таскали хворост и дрова.
– Ведьму, что ли, жечь будут? – почему-то шепотом спросил Исэйас.
Страх холодком прополз под рубашку и распространился вдоль позвоночника. Хес промолчал, спешился и пошел прямо в толпу, жестко отталкивая стоящих на пути.
– Что тут происходит? – спросил охотник.
Замолкающие по мере его продвижения жители вновь забормотали.
– Ведьму судим, господин охотник! – подобострастно кланяясь, сообщил один из селян, скорее всего, староста.
– Ведьму, значит, – задумчиво повторил Хес.
Взгляд его скользнул по сидящей поодаль на коленях связанной девушке. Совсем молоденькая, хрупкая; каштановые волосы, раньше легкой волной лежащие на плечах, были спутаны в колтуны; простая, даже не подпоясанная рубашка разорвана. Мужчина прищурился, разглядывая синяки, багровевшие на руках и шее; разбитые в кровь губы; карие глаза, в которых застыла мука и странное выражения полного отсутствия понимания, что происходит. Только холодная и бездушная пустота. Казалось, жизнь просто ушла из этих глаз, оставив после себя только мутные стеклышки.
– Нечестивцев имеют право судить только Инквизиторы, – Исэйас протолкался к охотнику.
Увидел девушку, осекся и попятился.
– Пока они до нас доедут, она тут всех попортит! – запальчиво выкрикнул кто-то из толпы, и все сборище согласно загудело, словно рассерженный улей.
– И что же она сделала? – тихо спросил охотник, но в его голосе проскользнули угрожающие нотки, и люди примолкли.
– Хвала Всеблагим, ничего не успела, поганка, – осенив себя знаменем, воскликнула пожилая женщина. – Мякша, сынок старосты, в лесу увидел, как она знаки чародейские чертит, да слова бесовские шепчет. Схватил за волосы и на суд приволок!
– И где же обвинитель? – сузил глаза Хес.
Охотник в очередной раз убедился в мерзости человеческой природы, когда селяне вытолкнули вперед упирающегося парня. Роскошная золотистая грива непослушных волос, сильные руки, озорные зеленые глаза, по которым не одна девка в деревне сохла. И в которых сейчас застыл вызов пополам с ужасом.
– Ну-ка, покажи мне, что за знаки она чертила, – потребовал охотник, подходя ближе.
Парень что-то невнятно промямлил, замахал руками и внезапно попытался удрать.