Темные времена
Шрифт:
— Не знаю, за что ты меня так ненавидишь, Дакода, — рычу я. — Я не знаю, и мне не хочется знать, но что мне не нравится, так это то, как ты относишься ко мне. По какой-то причине у тебя на меня зуб. Я ничего не сделала. Только помогла твоему клубу. Я сидела там сегодня вечером и изливала своё грёбаное сердце, ты думаешь, это было не моё дело? Может быть, я не хотела, блядь, делиться…
Мой голос срывается, и я отпускаю его руку, отводя взгляд.
Я не буду плакать.
Не позволю ничему из этого сломить меня.
Не
Я делаю несколько судорожных вдохов, и на мгновение мы находимся в полной тишине. Я жду, что он набросится на меня, прорычит какое-нибудь ругательство и уйдёт. Но Кода этого не делает, и несколько добрых минут мы просто сидим там, тяжело дыша. Если бы он впустил меня, то увидел бы, что во мне живут те же демоны, что и в нём. Мы две горошины из одного стручка. Две искалеченные, сломленные души.
Он просто не хочет этого признавать.
Он настолько погружён в свою собственную боль, что не может видеть чужую.
Я понимаю это, правда понимаю, но это несправедливо.
— Он попал не в ту компанию, когда был моложе, — произносит Кода низким и проникновенным голосом. Трясущимися пальцами я продолжаю вытирать его руку. Если он собирается говорить, я не буду его прерывать. — Стал наркоманом, начал продавать наркотики, чтобы иметь возможность купить их. Стал ещё более зависимым, как и все они. Став ещё более зависимым, его мозг ещё больше повредился. И он натворил глупостей. Действительно глупостей. На него напали, и он погиб. Он был молод. Чертовски молод, и он облажался, но он, блядь, не заслуживал смерти.
Голос Коды становится напряжённым, и у меня щемит сердце; мне буквально кажется, что оно вот-вот разорвётся на части. Теперь становится понятно, почему он так одержим желанием помочь мне, и почему ходят слухи, что он повсюду ищет людей, на которых наезжают, и, если он узнаёт, что они этого не заслуживают, он разбирается с этим. Я слышала, как Маверик и Малакай говорили об этом. Тогда это не имело смысла, но сейчас, безусловно, имеет.
Он не зациклен на моём отце.
Он зациклен на том факте, что на меня нападают, и он не думает, что я этого заслуживаю.
Точно так же, как его брат этого не заслуживал.
И он хочет покончить с этим, потому что такие люди, как мой отец, губят жизни невинных людей.
— Мне так жаль твоего брата, Кода. Понимаю, каково это.
Я машинально провожу пальцем по его руке, и он слегка вздрагивает, но не отстраняется. Я пыталась его утешить, даже не осознавая этого. Что касается меня, то прошло очень много времени с тех пор, как я нуждалась в утешении. Черт, прошло ещё больше времени с тех пор, как я ощущала необходимость в этом.
Но сегодня вечером он побудил меня.
Когда я подбежала к нему и вцепилась пальцами в его рубашку, на несколько мгновений я снова стала ребёнком, маленькой девочкой, которая так боялась своего отца, и не могла пошевелиться. Не могла отпустить Коду
— Мне жаль твою маму, — говорит он наконец, его голос хриплый, но уже не грубый.
— Спасибо, — бормочу я, уставившись в вол.
— Нелегко терять единственного оставшегося у тебя человека, в которого ты веришь. Как же, чёрт возьми, тяжел мир без того, чтобы кто-то был рядом с тобой.
Разве я этого не знаю.
— Да, ты прав, так и есть.
— У тебя был кто-то ещё? Когда-нибудь?
Я сглатываю.
— Некоторое время у меня был Оливер. Конечно, не в романтическом смысле, я была всего лишь подростком, но он показал мне, что есть сострадание, что есть добро, что есть люди, которые рискуют собой, чтобы помочь тебе. Так что да, какое-то время у меня кто-то был.
— Потом ты снова проиграла, — добавляет Кода, наконец поворачиваясь и глядя мне в глаза.
— Да, потом я снова проиграла. Но затем я встретила всех вас, и я поняла, что вы теряете, но, если вы верите, вы всегда найдёте что-то новое. Мне посчастливилось услышать напоминание, что хорошее ещё есть, даже когда мне очень не хотелось в это верить.
— Тогда тебе повезло.
Я хмурюсь.
— Ты так и не нашел никого другого?
— У меня есть клуб. Знаю, что они — семья. Знаю, что они меня прикроют. Но если ты спрашиваешь, был ли у меня снова человек, которому я доверяю, который стоит рядом и прогоняет эту грёбаную пустоту в моей груди, то нет.
Это разбивает мне сердце.
Больше, чем он когда-либо узнает.
— Мне действительно жаль это слышать, потому что каждый заслуживает кого-то. Даже такие придурки, как ты.
Я слегка улыбаюсь Коде, чтобы он знал, что я шучу, и впервые с тех пор, как я работаю в этом клубе, его глаза чуть-чуть светлеют. Немного, и он не улыбается, но его глаза светлеют.
— Как твоя рука себя чувствует сейчас? — спрашиваю я его, меняя тему.
Кода выдерживает мой пристальный взгляд несколько долгих, напряжённых мгновений, затем переводит взгляд на свою руку.
— Болит, но ты хорошо поработала, приведя её в порядок. Не думал, что ты на это способна. Был уверен, что ты просто взялась за работу, чтобы подцепить мне какую-нибудь заразу из мести…
Я закатываю глаза.
— И вот он, засранец, которого мы все знаем и любим.
Он ворчит, но в его глазах по-прежнему светится радость, даже если её действительно трудно разглядеть.
— Спасибо, — бормочет он. — Ценю это.
— Не забывай содержать её в чистоте и прикрывать. Оно должно хорошо стечь и очиститься, нет смысла накладывать на рану несколько маленьких швов, в большинстве случаев они всё равно выскочат.