Темный ангел
Шрифт:
Винифред Хантер-Кут, что звонила в тот вечер, говорила что-то о волнениях, об уличном насилии и о грубости нацистов. Тетушка Мод, которой доводилось знать фон Риббентропа, немецкого министра иностранных дел, написала возмущенное письмо и в вежливых уклончивых выражениях была проинформирована в ответ, что произошел пограничный инцидент, ошибочное задержание, которое, естественно, будет расследовано властями рейха на самом высоком уровне.
Много лет спустя, уже после войны, я попыталась выяснить истину и потерпела неудачу. Произошел небольшой инцидент в месяцы, предшествовавшие военному вторжению; все отчеты были отправлены в Берлин, где и уничтожены. А в то время
Время умеет по-своему затягивать раны, и в течение последовавших недель происходило многое, чего я просто не помню: если сейчас я начинаю обращаться памятью к прошлому, то ярко вижу отдельные образы, ожерелье из стеклянных бус – и провалы в памяти, которые так и не могу заполнить. Тела моих родителей морем доставили в Англию, и погребение состоялось в Винтеркомбе. Маленькая церквушка была переполнена, и я, помню, была удивлена этим, ибо мои родители редко посещали ее и мне казалось, что у них не так много друзей. Явился и мой крестный отец Векстон, ибо он дружил с моей матерью так же, как и с дядей Стини; он стоял на кафедре и читал свои стихи о времени и переменах, которых я не понимала, но которые заставили Дженну, сидевшую рядом со мной, проронить слезу. Прибыли несколько друзей отца из полка, в котором он воевал в первую войну, и родители других друзей, рядом с которыми он находился в окопах и которые не вернулись с войны. Были представители из детского дома и из многочисленных благотворительных организаций, с которыми сотрудничала моя мать. Пришли ребятишки из сиротского приюта – с траурными повязками на рукавах их коричневых костюмчиков, и мой друг Франц Якоб, который сидел на скамейке рядом со мной.
Когда все было кончено, Винифред Хантер-Кут, которая очень громко пела псалмы, высокая и величественная, в черном костюме, прижала меня к своей могучей груди и одарила поцелуем, пощекотав кожу усиками на верхней губе. Затем она повела меня угощать сладким чаем и бутербродами с рыбным паштетом; она сказала, что моя мать была самым прекрасным человеком из всех, кого она только встречала. «Самым! – вскричала она, обводя взглядом помещение, словно предполагая, что кто-то может возразить ей. – Самым. Ее ничто не могло устрашить. У нее было львиное сердце! Я-то знаю!»
Этим вечером, когда все ушли, а тетя Мод, сказавшись больной, пораньше пошла в постель, я поднялась в классную комнату, нашла свой атлас и притащила его к дяде Фредди. Меня сверлила мысль, что решительно не понимаю, что произошло, но если я найду место, где все случилось, то мне все станет понятно.
Я все объяснила дяде Фредди и открыла атлас на развороте, где был изображен весь мир. Немалая часть его была залита красным цветом, изображавшим Британскую империю, где, как мне когда-то объяснил дядя Фредди, никогда не заходит солнце. Тут же располагалась Америка, где жила Констанца, была Европа, где так часто менялись границы и вскоре их ожидали очередные изменения.
– Где это случилось, дядя Фредди? – спросила я, и дядя Фредди с безнадежным смущением уставился на карту.
Думаю, он и сам этого не знал, но видел, насколько я серьезна, и по размышлении решительно ткнул указательным пальцем в Германию.
– Вот, – сказал он. – Примерно здесь, Виктория.
Я уставилась на точку, в которую он указывал, где-то слева от Берлина. И тут, к моему величайшему удивлению, потому что дядя Фредди был взрослым человеком, он закрыл лицо руками. Когда оно снова предстало передо мной и он высморкался, то с мольбой уставился на меня, словно он был ребенком, а я взрослой.
– Понимаешь… столько всплыло в памяти. Как мы жили здесь… еще детьми. Последняя война. Ты же знаешь, что твой отец воевал, а я нет, Виктория. Мог, но не сделал. Наверно, струсил.
– Я уверена, что вы не были трусом, дядя Фредди. Вы водили санитарную машину, вы…
– Нет, я был тогда трусом. И продолжаю оставаться им. – Он тяжело, с хрипом выдохнул и уставился на меня грустными карими глазами. – Ты же знаешь, как это ужасно. Просто ужасно! Я никак не могу прийти в себя. О Виктория, что же нам делать?
– Все будет в порядке. Мы справимся, мы же вместе. – Я говорила очень быстро, с интонацией своей матери, потому что боялась, что дядя Фредди может начать плакать. – Скоро приедет дядя Стини, – сказала я. – И тогда все пойдет на лад. Дядя Стини знает, что делать.
Похоже, это сообщение несколько приободрило дядю Фредди, потому что он просветлел.
– Это верно. Стини ничто не может вышибить из седла. Он поймет, как справиться… А теперь, думаю, вам пора в кроватку, юная леди.
Я хотела спросить его, почему ему так нужно найти возможность справиться, но дядя Фредди лишил меня этой возможности, послав наверх, и, когда Дженна уложила меня, он зашел в уже темную детскую. Он сообщил, что хочет почитать мне книжку, чтобы я скорее уснула.
Дядя Фредди читал весьма выразительно, но его выбор текста не очень устраивал меня, как и романы тети Мод. Той ночью, помнится мне, он читал историю, которая каким-то образом была сходна с тем, что происходило вокруг, ибо это была детективная история с убийством. Дядя Фредди, который получал удовольствие от описания таких кровавых событий, читал загробным голосом, вытаращив глаза.
Дядя Стини явился, как и сообщал в телеграмме, с опозданием на три дня, ибо не мог раньше получить место на судне, отходившем из Нью-Йорка. Он любил все организовывать, и чем сложнее была задача, тем лучше. Я видела, как в предвкушении подобных мероприятий у него заблестели глаза, когда я зашла к нему в комнату. Он дал мне шоколадный трюфель, который был слегка помят, и для успокоения сделал несколько глотков из своей серебряной фляжки.
– Итак, – сказал он. – Я хотел тебе сообщить, дорогая Викки, что все устраивается как нельзя лучше. Я все превосходно организовал. Хотя, надо сказать… – он легонько подтолкнул меня. – Во-первых, мне пришлось выдержать небольшое сражение. Всего лишь недоразумение. Будь хорошей девочкой и подожди наверху. Я должен переговорить с твоей тетей Мод.
Меня несколько обеспокоила его неуверенность. Ведь я же и так знала, что все налаживается в той мере, насколько это вообще могло быть. Я остаюсь в Винтеркомбе с Дженной и Вильямом; тетя Мод станет время от времени навещать нас, дядя Фредди будет проводить тут большую часть времени, а дядя Стини – баловать нас своими налетами. Что еще надо налаживать?
Какое-то время, как он и попросил, я оставалась наверху, затем выбралась на лестничную площадку, а после – поскольку перепалка, похоже, заняла много времени – спустилась вниз по лестнице. Дверь в гостиную была приоткрыта, и я ясно слышала убедительный голос дяди Стини.