Темный ангел
Шрифт:
Она оседлала меня, алая кентавресса, обратив лицо к потолку, и каждый мускул напрягся в предвкушении финала. Она пожирала меня. Наслаждение было безмерным, губительным, мучительным…
– …А когда все было позади, юноша выхватил кинжал и перерезал Колдунье горло, чтобы никто никогда не узнал, как она вскормила чудище внутри него и с какой жадностью оно кормилось.
Она снова оказалась у меня за спиной, ее волосы струились по моим плечам, сладостный аромат ее теплой кожи ударял в ноздри, я едва слышал, что она говорила, но мне достаточно было просто быть рядом.
– Юноша проспал много часов, а когда проснулся, обнаружил, что на дворе утро, а в фургоне никого нет. Он хотел уйти,
Я все ждал, что меня охватит привычная волна отвращения к себе: вожделение выплеснулось, а я никогда не задерживался с использованными шлюхами… Обычно я не желал даже видеть их снова. Но сейчас все было иначе. Впервые в жизни я испытал нежность к женщине – к этой девочке; такого я не чувствовал даже с Эффи. Особенно с Эффи. Что-то во мне хотело познать ее, попробовать ее на вкус, будто акт, совершенный нами, сам по себе был ничем… ничего не открыл, ничего не испортил. С восхитительной ясностью я понял вдруг, что это и есть Тайна. Эта девочка, эта нежность.
– Подчинившись внезапному порыву, юноша разложил карты на столе в порядке, который называется «Древо жизни». «Отшельник», «Звезда», «Влюбленные», валет монет, «Любовь», «Страсть», «Жрица», «Перемены»… Юноша забеспокоился. Он боялся смотреть следующую карту, карту судьбы. Дрожащей рукой он осторожно перевернул ее… Le Pendu, «Повешенный»… Он отвернулся, его пробрал озноб. Это ничего не значит! Карты не властны над ним… И все же он слова взглянул на карту, украдкой, испуганно.
Я коснулся ее шеи, руки, изгиба упругого бедра.
– Марта…
– Лицо на карте казалось знакомым. Он посмотрел еще раз. Темные волосы, чистый лоб, правильные черты… Он отшатнулся… Нет! Нет. Просто воображение разыгралось. Но, разглядывая карту издали, он почти готов был поверить, что узнаёт лицо «Повешенного»… он был почти уверен…
– Марта.
– Да?
– Я люблю тебя.
Ее поцелуй в темноте был сладок.
32
Вначале я разозлился.
На себя – за то, что ждал помощи от Фанни, на Эффи – за то, что позволила втянуть себя в этот опасный идиотский маскарад, но особенно на Фанни. Она сказала, что Эффи в комнате с Генри, и я, проклиная ее на все лады, потребовал объяснить, в какую игру она играет.
Ее хладнокровие сводило с ума.
– Ну конечно, в твою игру, мой дорогой Моз, – прожурчала она. – Мы подстраиваем скандал, чтобы ты мог опозорить Генри и наложить лапу на его денежки. Разве не так?
Так-то оно так, но я не хотел, чтобы все раскрылось, пока я не получу своей выгоды, о чем я и заявил.
– Но ничего не раскроется, – улыбнулась она. – Генри ее не узнает.
Это было нелепо. Генри был женат на ней, ради всего святого!
– Честно говоря, – продолжила Фанни, – не думаю, чтобы и ты ее узнал. Она очень хорошая… актриса.
Я выругался себе под нос, но она лишь улыбнулась.
– Просто взгляни, – посоветовала она с легкой усмешкой. – Уверяю тебя, твои драгоценные деньги в полной безопасности.
Что мне оставалось? Я сделал, как она сказала. Через глазок в стене, скрытый драпировкой, я мог заглянуть в гостиную, оставаясь незамеченным. Помню, как, приникнув к глазку, беспокойно подумал, сколько же еще глазков существует в этом доме и как часто ими пользуются.
Я не ожидал увидеть ничего, кроме нелепой ссоры между Эффи и Генри – девчонка сломается или расплачется, как только он ее узнает. Хорошо, если мне удастся избежать ареста. А для Генри это будет отличный повод навсегда запереть жену в психиатрической лечебнице. Больше того, если она так глупа, что думает, будто он может ее не узнать, ей там самое место.
Погруженный в горькие мысли, я рассеянно смотрел представление театра теней, которое Фанни устроила для меня. Но вскоре актеры привлекли мое внимание, и я стал наблюдать с бесстрастным, ехидным любопытством – ко мне даже вернулось чувство юмора. Если подумать, это действительно была комедия, хоть и черная. Через неделю я мог оказаться в тюрьме за невыплату долга или мошенничество, но где-то в районе живота у меня появилась кислая улыбка.
Я не слышал, о чем они говорили, но, когда глаза привыкли к красноватому освещению, разглядел и Генри, и девушку.
Эффи?
Прищурившись и наморщив лоб, я глядел в маленькое отверстие.
– Это не Эффи.
Я невольно произнес это вслух и услышал, как рядом тихонько хихикнула Фанни. Я посмотрел еще раз, пытаясь уловить сходство.
Это точно не Эффи. Ну, небольшое сходство, конечно, было – похожая фигура, овал лица, но девушка моложе, и волосы у нее темнее. В обманчивом свете не разобрать цвет – они могли быть любого оттенка, от каштанового до черного, но казались куда гуще, чем у Эффи. Глаза тоже темные и обильно накрашенные, брови густые и черные. Но главное отличие заключалось в том, как девушка двигалась: плавная змеиная грация экзотической танцовщицы, дразнящие манеры прирожденной куртизанки. Эффи неуклюжа, угловата, порывиста, а эта девушка спокойна и бесстрастна, движения изысканны, она превосходно, почти болезненно владела собой.
Но едва я с гневным облегчением собрался выплеснуть на Фанни новую порцию проклятий, я увидел, что это все же Эффи – точнее, воплощение Эффи, о котором я даже не подозревал. На миг меня охватило восхищение – и еще кое-что примитивнее. Я хотел эту девушку, эту восхитительную цыганку. Может быть, в тот момент я хотел ее даже больше, чем денег Генри… по крайней мере, только этим я могу объяснить тот факт, что в ту же ночь не положил конец опасной шараде.
Когда Генри наконец ушел, Фанни забрала Эффи из маленькой гостиной и отвела в свою гардеробную, чтобы помочь ей переодеться. Там я увидел набор хитрых приспособлений, с помощью которых они создали женщину по имени Марта; все эти пудры, тени, краски и притирания Фанни теперь смывала всевозможными лосьонами и кремами. Затем нанесла на волосы Эффи прозрачный пахучий раствор и ополоснула чистой водой, чтобы смыть краску.
Все это время Эффи была апатична и не обращала внимания ни на мои замечания, ни даже на похвалу ее потрясающей игре, а когда последние следы ее маскировки исчезли, впала в тяжелую дремоту, словно ее чем-то опоили, и едва отвечала, когда я обращался к ней. Пристально взглянув на Фанни, я подумал: быть может, Марта – создание, рожденное мощными афродизиаками. Во что же, черт возьми, она играет?
Лишь в три часа ночи я смог забрать Эффи домой. Некоторое время она сушила волосы у огня, а потом Фанни объявила, что Эффи готова. Помню, они сидели рядом, а я смотрел: Эффи положила голову на колени к Фанни; Фанни расчесывает ее влажные волосы длинными мягкими движениями; Эффи, бессознательно подражая, гладит кошек у своих ног. Сходство этих женщин поразило меня: симметричные позы, покой на лицах – они были как сестры, как любовники. Я выпадал из этой картины, они невольно забыли обо мне – и хотя я не был влюблен в Эффи, я как-то тревожно озлился. Я витал в своих мыслях и виновато вздрогнул, когда Фанни наконец заговорила.