Тёмный Человек. Книга вторая
Шрифт:
– Возможно доминус, это не мое дело, но я хотел бы знать, почему вы спросили констебля о том, кто утром первым покинул Вилемусбург?
Мартиниус задумчиво потер нос.
– Я подумал, что если ночной гость вам, Мельхиор, не приснился, то он может постараться приехать в Гвинбург раньше нас.
– Но зачем, месьер нотариус? – спросила Мелодия.
– Чтобы завладеть шкатулкой.
– Если это не Темный Человек, то зачем ему старая шкатулка? – задал вопрос Мельхиор.
– Возможно, она имеет для него большое значение. Такое большое, что он даже был готов перерезать вам горло, мой юный друг, – заметил нотариус.
– Не понимаю, какое такое значение может иметь груда старья, – фыркнул ротмистр.
Мартиниус вдруг наклонился к Мелодии, вытянул свой длинный нос и понюхал воздух. Потом многозначительно поднял вверх палец.
– Все имеет значение. Например, судя по этому сладкому аромату, у вас, мадемуазель, есть сильные фруктовые духи.
– Это тоже имеет какое-то значение? – удивилась девушка. – Или вам просто мешает запах моих духов?
Ответить нотариус не успел. Карета стала резко тормозить. Послышались крики кучера и форейтора, останавливающие лошадей. Барабара проснулась от толчка и села на сиденье, хлопая глазами. Монахини тоже очнулись от дремы. Они недоуменно смотрели на попутчиков, не понимая, что случилось. Мартиниус, Мельхиор и Гильбоа высунули головы в окна кареты.
Дальше пути не было. Дорога, далеко отклонившаяся в этом месте от реки в самую чащу леса, была перегорожена упавшим деревом. Форейтор уже спрыгнул с лошади. Феликс тоже покинул облучок кареты. Теперь оба стояли перед неожиданным препятствием и растерянно чесали затылки. Внезапно случилась беда.
Из кустов справа и слева на дорогу с оглушительным криком выбежали шестеро заросших до самых глаз, краснорожих здоровяков. Одеты разбойники были в удивительную мешанину, в которой потертые кожаные штаны ремесленника соседствовали с бархатной курткой профессора, а грубые солдатские сапоги мелькали рядом с изящными туфлями аристократа. С ног до головы здоровяки были увешаны оружием. Четверо из них атаковали кучера и форейтора, а двое кинулись к карете.
– Хватайте старого сморчка! Шкатулка у него! – крикнул вдогонку этой парочке самый большой из разбойников, замахиваясь саблей на кучера. Феликс едва успел увернуться от удара. Георг выхватил из ножен короткий тесак, который всегда висел у него на бедре и теперь отчаянно отбивался от трех преступников, теснивших его к лесу.
Поняв, что его ненаглядная Мелодия подвергается опасности, Гильбоа обезумел от ярости. Его большие закрученные усы встали торчком, как у кота почуявшего мышь. С воинственным кличем гведской кавалерии: «Бей-убивай!», ротмистр выскочил из кареты и набросился на ближайшего разбойника. От вопля лихого гусара менее совершенные сестры грохнулись в обморок, а сестра Абигель парализованная, неподвижно застыла над их бесчувственными телами.
Ротмистр мгновенно проткнул разбойника насквозь своей длинной саблей. Тот с ужасными проклятиями свалился под ноги гусара. В это время второй головорез сунул голову в окно кареты с другой стороны. Увидев съежившегося на сиденье крошечного старичка в черном плаще с высоким красным воротником, он кровожадно осклабился: «Хэ!» Но Мельхиор не дал в обиду своего патрона. Юноша схватил тяжеленный том «Гведского родословника» и со всех сил ударил разбойника по голове. Тот, с бессмысленной улыбкой, вывалился из окна обратно на дорогу. Барабара завизжала от восторга.
Расправившись с одним противником, Гильбоа бросился на помощь к, уже изнемогавшим, кучеру и форейтору. Феликс, вооружившись большой веткой, слабо отмахивался от главаря шайки. Георг, тяжело дыша, бегал кругами вокруг большой сосны, уворачиваясь от остальных разбойников.
– Зарублю, тараканы! – заревел ротмистр в бешенстве. Несмотря на свой малый рост, Гильбоа был силен, ловок и быстр. В несколько прыжков он настиг самого большого разбойника. Напрасно главарь шайки пытался отбить разящий удар гусара. Куда там! Гильбоа, грациозно повернувшись на носках, с отвратительным хрустом отсек здоровяку руку, сжимающую саблю. Бедняга, пронзительно вскрикнув, сделал несколько шагов назад, словно пытаясь убежать, и потерял сознание. Он рухнул на покрытую хвоей землю, заливая все вокруг себя кровью. Оставив, задыхающегося от усталости Феликса, ротмистр поспешил на выручку к форейтору. Однако разбойники, увидев, какая печальная участь постигла их товарищей, скрылись в лесу. Через несколько мгновений треск кустов, через которые ломились испуганные бандиты, стих. Бой кончился так же неожиданно, как начался.
Придя в себя, перепуганные монахини выскочили из кареты. Белая как снег Мелодия, напротив, осталась сидеть на своем месте. Мартиниус с трудом удерживал в карете свою племянницу. Любопытная Барабара рвалась наружу.
Феликс подошел к разбойнику, которого ротмистр поразил первым. Головорез перестал изрыгать проклятия и больше не шевелился.
– Этот готов, – сказал кучер, осторожно трогая тело ногой.
– Этот тоже, – показал тесаком на труп главаря Георг.
Упав на колени, монахини громко возблагодарили Гарду-заступницу за спасение.
– Зато этот в полном порядке, – проворчал Гильбоа.
Ротмистр несколько преувеличил. Разбойник, конечно, не был в таком уж порядке. Он сидел на земле, привалившись спиной к колесу кареты, и глупо улыбался. Видимо, Мельхиор слишком сильно его ударил увесистой книгой.
– Как тебя зовут, бездельник? – спросил лиходея Гильбоа. Напрасно. Здоровяк продолжал молча скалить зубы.
Конюх и форейтор тщательно обыскали пленного. Потом устроили его на козлах кареты. Крепко привязанный к задней скамейке, он уже никуда не мог деться.
– Сдадим негодяя первому попавшемуся полицейскому или жандарму, – решил Феликс. – Не оставлять же его в лесу.
С этим решением согласились все. Мужчины оттащили с дороги, мешающее проезду дерево, путешественники заняли свои места и карета тронулась дальше. В молчании проехали несколько гведских миль.
– Как ваша голова, Мельхиор, все еще болит? – спросил юношу нотариус.
– Уже нет, доминус. Наверное, головная боль прошла от испуга, – нехотя улыбнулся Мельхиор.
Мартиниус удовлетворенно кивнул. Обиженная на весь мир Барабара ехидно сказала:
– А ты слышал, дядя Бенедикт, как главарь крикнул своим подручным: «Хватайте старого сморчка! Шкатулка у него!»
Нотариус сморщился как от зубной боли.
– Это невежливо, девочка моя, повторять слова невоспитанного лесного разбойника. Я все прекрасно слышал!
– Темный Человек, который ночью напугал нашего Мельхиора, тоже называл тебя старым сморчком, – безжалостно продолжала гадкая девчонка.
– Может быть, это был один из разбойников? – предположил Гильбоа.
Мельхиор отрицательно покачал головой.