Тёмный Человек. Книга вторая
Шрифт:
– Не вижу здесь никакого колодца! – недоуменно огляделся вокруг Мельхиор.
– Его здесь нет и никогда не было.
– Почему же это место носит такое имя? – продолжал допытываться юноша.
– Не знаю, – пожал плечами Гильбоа. – Никогда не задумывался над этим.
– Интересное название, – заметил нотариус.
Внимание Мельхиора привлекли кареты, стоявшие возле консилиума баронии. Кучеры, собравшись кучками, курили и обсуждали свои кучерские проблемы. Многие кареты были украшены пестрыми гербами. Одни Мельхиор узнал, другие были ему незнакомы. Вот герб родного Квакенбурга: три зеленые лягушки, держащие во рту черную, белую и красную розы. Рядом со столичным экипажем стояла карета из Ксанта. На ней хищно выгнулся голубой дракон с золотой княжеской короной. В стороне ждали своих хозяев два больших дормеза из Ориента – столицы далекого восточного Поморья. Герб Ориента – золотая рыбка на синем поле. Чаще всего, конечно, встречался гвинбургский герб – серебряная баронская корона на фиолетовом щите.
– А этот экипаж откуда? – задал вопрос Мельхиор, глядя на потрепанную карету с ромбом из четырех оранжевых апельсинов на дверцах.
– Из Портобелло, – лаконично ответил нотариус.
– Гвинбург – старинная гведская барония, – сказал ротмистр. – Здесь всегда много приезжих со всех концов королевства. И с севера, и с востока, и с южного Возлеморья, и из Аксамита – города золотых куполов и белоснежных башен. В этом лесном закутке производится много нужных товаров: лес, бумага, мебель, кожа, льняная одежда, обувь. Многие известные торговые дома и большие банки открыли тут свои отделения. Можно сказать, что Гвинбург процветает. Вы же видели, что делается на Цветочном проспекте?
Беседуя таким образом, спутники пересекли площадь Бездонного колодца и углубились в старую часть города. Теперь справа от них дыбились мрачные руины замка Барбакан. Мельхиор со страхом смотрел на них. Толстые полуразвалившиеся башни, возвышавшиеся над замком, грозили своим падением. Эти громадные глыбы камня наводили ужас. За ними чудились огромные пустынные залы с разрушенными потолками. Узкий проем с сорванными когда-то створками ворот вел в замок. Кто темными безлунными ночами входил в него? Неизвестно. Может быть, дух какого-нибудь древнего гвинбургского барона, полувельможи-полуразбойника обитал в этих стенах? Или новыми обитателями замка стали бандиты, фальшивомонетчики и тому подобные личности? Гвинбургские обыватели шептались, что безлунными ночами в этих развалинах сам Темный Хозяин справляет свои бешеные шабаши. Мельхиор вспомнил ночной кошмар.
Пока они шли вдоль рва, заваленного мусором, юноша рассказал спутникам о своем страшном сне. Гильбоа слушал вполуха, посмеиваясь про себя. Он ни на минуту не забывал смотреть, не идет ли кто-нибудь за ними следом. Нотариус заметил:
– Вот вам, Мельхиор, наглядный результат действия настоящего старогведского меда и наших вчерашних рассуждений. Ваш мозг, мой бедный друг, получил определенную информацию, переработал ее и под воздействием винных паров выдал вам кошмар.
Ротмистр весело засмеялся. Потом дружески похлопал Мельхиора по спине.
– И никакой мистики, никаких ведьм, никаких демонов!
Мельхиор спросил:
– Значит, вы думаете, что это был всего лишь сон?
Нотариус молча кивнул, а ротмистр вскричал:
– Полноте, дружище! Неужели вы всерьез полагаете, что моя милая Мелодия ведьма?
Мельхиор открыл, было, рот, чтобы ответить Гильбоа, но нотариус опередил его:
– А вы обратили внимание на ее кольцо, дорогой ротмистр? Это ведь ведьмино кольцо!
Пораженный словами Мартиниуса, гусар на миг остановился.
– Как ведьмино?! Что вы хотите этим сказать, одиннадцать тысяч демонов и кулаки Деуса?!
Маленький нотариус кротко посмотрел на разгневанного ротмистра.
– Так и есть. Я прочитал достаточно книг о колдуньях, чтобы сразу определить это. Золотое кольцо на мизинце, да еще такой формы, символизирует власть своей хозяйки над темными силами, силами зла. Такое кольцо называется ведьминым кольцом, дорогой друг.
– Но откуда у нее это проклятое кольцо?!
– Не знаю. У меня есть одна догадка, кто такая наша милая Мелодия, но это пока всего лишь догадка, поэтому я о ней умолчу.
Гильбоа недоверчиво посмотрел на нотариуса.
– Никак не могу поверить! Тринадцать тысяч демонов, кулаки Деуса и исподнее Святой Пейрепертузы! Неужели вы все это говорите серьезно, мой дорогой друг?
– Имперсонация, мой дорогой ротмистр, имперсонация!
Мельхиор не успел спросить у патрона, что означает это мудреное слово. Спорщики поравнялись с небольшим храмом новой Церкви Единого Бога. Это учение недавно появилось в королевстве, но уже привлекло к себе довольно много сторонников. Справедливости ради, следует добавить, что и противников у Церкви Единого Бога тоже хватало. И не удивительно. Каждый разумный человек понимает, что хотя есть один Создатель всего сущего, но его окружает множество других богов, отвечающих за ту или иную сферу жизни и смерти. А как иначе? Но люди всегда делились на консерваторов, свято придерживающихся проверенных временем традиций, и на любителей всего нового, неизведанного. Ну, что же. Вероятно, Создателю нужны все.
Перед храмом виднелся маленький фонтан с позеленевшей медной рыбой, из пасти которой лилась тонкая струйка воды. На ступенях в ожидании милостыни сидели нищие. Среди оборванцев виднелся человек, одетый в потрепанный черный плащ, с маской на лице и черной повязкой, закрывающей глаза. В руках он держал трещотку, которой лениво помахивал.
– Вот он, бездельник! – вскричал Гильбоа, выхватывая саблю из ножен. – Пятнадцать тысяч демонов и кулаки Деуса! Клянусь своей саблей, он от меня не скроется!
Ротмистр бросился к храму. Волей-неволей нотариус с помощником устремились за своим вспыльчивым охранником. Увидев взбешенного гусара со сверкающей саблей в руке, нищие бросились врассыпную. Причем, безногие не уступали в проворстве другим убогим. Гильбоа взлетел по ступеням и, приставив острие клинка к груди прокаженного, зарычал:
– Сними маску, бездельник! Я хочу увидеть твое лицо, прежде чем ты умрешь!
Перепуганный прокаженный, бросив трещотку, трясущимися руками сорвал тряпичную маску вместе с черной повязкой.
– О, святая Пейрепертуза! – вскрикнул Гильбоа, когда на него глянуло чудовищно изуродованное лицо с пустыми глазницами. Это был самый настоящий слепой, пораженный ужасной болезнью.
– Остановитесь, месьер Гильбоа! Вы совершаете страшную ошибку!
Ротмистр опустил саблю и повернулся к задыхающемуся от быстрого бега нотариусу. На лице его было написано раскаяние.
– Я сам вижу, что ошибся, мой дорогой друг. Должен признать, что мне присуща некоторая, я бы сказал, излишняя горячность.