Темный день. (Дилогия)

Рут Алла Сербжинская

Дадалион, явившись домой и узнав сногсшибательную новость, остолбенел и потерял дар речи, а когда снова его обрел, немедленно потребовал подать самой лучшей бумаги для завещаний и за короткий срок написал их не менее десяти, каждый раз заботливо уточняя у Дарина, на каком из трех кладбищ он желает быть похороненным.

Волшебное зеркало тоже не осталось в стороне: оно решило оказывать Дарину всемерную моральную поддержку. Стоило тому появиться в лавке, как оно немедленно начинало показывать

то пышную церемонию погребения у троллей, с торжественным поеданием дорогого усопшего, то бальзамирование тела покойного, столь популярное у змеелюдей.

— Это что, прямая трансляция? — мрачно осведомился Дарин, копаясь в шкафу в поисках склянки с чернилами и против воли косясь в зеркало. — Думало бы, что показывать!

— Обрати внимание, как ловко змеелюди извлекают мозги через нос. Их бальзамировщики — просто кудесники! А хочешь еще разочек взглянуть, как сгорает виг? Извини, но самого Тесса показать не удастся: ламии не отражаются. Гляди, как горит, как горит! Просто картинка!

— А в чулан не хочешь? — поинтересовался Дарин. — Прекрати, меня сейчас вытошнит!

— Не хочешь, как хочешь! — бодро отозвалось зеркало. — Так и быть, для поднятия настроения покажу тебе напоследок оргию гоблинов. Там есть одна миленькая гоблинша, — зеркало понизило голос. — Ух, что она вытворяла!

Угомонились все только тогда, когда Дарин решительно объявил, что с него хватит, и он идет спать. Впрочем, уснул он или нет, неизвестно, а обитатели дома с синими ставнями затихли еще не скоро.

…Фендуляр сделал еще один круг по комнате.

— Ха, ха, ха! У-у-у! Как, Тохта? Страшно?

— Жуть, — мрачно отозвался кобольд.

Призрак повеселел.

— Попробую еще рыдания, всхлипывания и заунывные стоны, ну, как и полагается привидениям. Устрою соседишкам страшную жизнь! Они думают, от Фендуляра так просто избавиться — воткнули в грудь кинжалишко — и все?! Не тут-то было! Фендуляр не сдается!

Стукнула дверь. По узкой лестнице в гостиную спустился Дадалион, облаченный по-домашнему — в длинный халат синего цвета и мягкие туфли — уселся за стол и машинально вытащил из стопки бумаг, чистый лист.

— Гм, гм… всем — доброе утро. Доброе, гм, доброе… — в руках его само по себе оказалось превосходно очиненное перо.

— «Я, находясь в здравом уме и прекрасной памяти»… тьфу ты! Верите ли, всю ночь глаз сомкнуть не мог, — пожаловался он. — Как только начну засыпать, так сразу завещания мерещатся.

— Чьи? — осведомился кобольд.

— Всех моих знакомых, разумеется, — Дадалион снова нацелился пером на бумагу. — Твое, кстати, тоже видел.

Тохта почесал за ухом.

— А свое?

— Ну, — несколько уклончиво ответил Дадалион. — Как-то не обратил внимания. Кажется, не было, — он откинулся на спинку стула. — Особенно отчетливо почему-то виделось завещание Гуги Ладуко.

— Что за Гуга Ладука? — спросил кобольд. — Уж не тот ли баснословно богатый старикашка, негоциант, торговец редкими драгоценными камнями?

— Он самый, — вздохнул Дадалион. — Владелец пяти доходных домов, трех кораблей и одного серебряного рудника. Так богат, что страшно и представить! И, вообразите, не имеет прямых наследников!

Тохта насторожился.

— Такой капитал — и без присмотра будет, — озабоченно проговорил он. — Непорядок.

— Да, — кивнул Дадалион. — И вот Ладука, как всякий человек преклонного возраста, составил завещание, и представьте, обнародовал его, не дожидаясь собственной кончины!

— Это что-то новенькое, — прогудел Фендуляр. — У этот старикашки, видно, мозги уже… а что в завещании?

Дадалион тонко улыбнулся.

— В том-то вся и соль! С мозгами у него все в порядке, в этом я убедился, когда прочитал завещание. О, этот Ладука — ему палец в рот не клади! Богатый старец завещал свое огромное состояние той женщине, в постели с которой он умрет!

— Что?! — хором воскликнули кобольд и призрак.

— Именно, — многозначительно сказал Дадалион. — Я сам читал. Так и написано: «Учитывая мой возраст, ждать осталось совсем недолго, и последней может стать даже завтрашняя ночь».

Он снова вздохнул.

— Что сказать? — философски прибавил Дадалион. — Дамы в прямом смысле слова стоят в очередь. Юные девицы, зрелые красотки, пикантные вдовушки — каждой хочется уморить его в постели.

Фендуляр взмыл под потолок, повисел там белым облаком минуту-другую, потом вернулся к столу.

— Даже зависть берет, — с досадой признался он. — Проклятый старикашка! Ловко устроился!

— Да, а завещание… — начал Дадалион, но закончить не успел: в комнате появился Дарин.

— С утра пораньше — и за завещание, — он покосился на исписанный листок. — Неплохо. Жизнеутверждающе.

Дадалион обмакнул перо в чернильницу.

— Мне надо успокоиться. А ничто так не успокаивает, как хорошо обдуманное и грамотно написанное завещание, ясно?

— Ясно, ясно. А тебе-то что успокаиваться? Можно подумать, это ты получишь амулет!

— Загробное послание этому миру, прекрасный способ оставить за собой последнее слово, — не слушая его, говорил Дадалион, строча на бумаге. — Возможность досадить родным и близким, алчно жаждущим твоего наследства! Пишешь — и возвышенные мысли устремляются в вечность… так и хочется отряхнуть со своих ног земной прах и устремиться…

— А у меня, — перебил его Дарин. — Мысли почему-то устремляются исключительно к завтраку!