Темный дом
Шрифт:
Оксанка завизжала и выронила эмалированную миску с салатом. Садовников матюгнулся, бросил топор на пол и шумно выдохнул. Его жена стояла среди высыпавшейся нарубленной капусты, лука и огурцов. Она дрожала всем телом и закрывала голову руками. За ее спиной закипел кофе и полился через края турки, заливая плиту.
– Привет, – сказал Садовников. – Жарко сегодня.
Жена словно сорвалась с цепи.
– Дурак-дурак-дурак! – запричитала она, бросаясь на сталкера. Принялось неумело и слабо осыпать его ударами по груди, по плечам, по лицу. Садовников зашипел, отступая.
Оксанка опомнилась, когда увидела, что ее кулачки испачканы красным. Тогда она, глухо и мучительно зарыдав, оперлась спиной на стену, облицованную дешевым кафелем, сползла на пол и спрятала лицо в ладонях.
Садовников выключил плиту, бросил турку с остатками кофе в раковину и открыл окно, потому что невыносимо смердело гарью. А после спросил:
– И чего тебя принесло? Ты ведь меня бросила.
– Г-гена… – с трудом выдавила жена, а потом снова зашлась рыданиями.
Садовников задумался. Давненько никто не называл его по имени. Костыль да Костыль обычно…
Он думал, придется долго искать чистый стакан, но выяснилось, что Оксанка помыла посуду. Садовников набрал из-под крана воды и подал стакан супруге.
Оксанка выпила, расплескивая и давясь, до дна.
– Что с тобой происходит, Гена? – спросила она сдавленным от стоящих в горле слез голосом. – Пустых бутылок – целая батарея. Невозможно пройти и не споткнуться. Пол – в окурках и шкурках от колбасы. Хорошо, хоть в туалет ходишь куда надо, а не где придется! А то совсем уже как животное! А у меня за тебя сердце болит!
Садовников закурил, присев на край стола. Кажется, Вселенная твердо решила его добить. Истерика жены была словно контрольный выстрел. Точнее, не выстрел, а обезглавливание деревянной пилой. Он невольно покосился на лежащий в углу топор, как на палочку-выручалочку.
– Да ну на фиг… – отмахнулся сталкер от горячечных мыслей.
– Я, когда увидела, что у тебя полкомнаты в фотографиях этой девицы страшной, так вся и обмерла, – продолжила жаловаться Оксанка. – Думаю, вот нашел мой дурак с кем спутаться. Приживалку привел молодую. А потом – глядь, ее вещей-то в доме нет и срач, как в свинарнике, стало быть, сам живешь, никому не нужный, бедненький…
Садовников мотнул головой. Он мало что понял, ведь бессонная, сумасшедшая ночь не способствовала быстроте мысли.
Фотки Гаечки и в самом деле имелись. Садовников украл их со страницы бывшей стажерки в «Одноклассниках» и распечатал на цветном принтере. Гаечка его вдохновляла. Фотографии москвички помогали писать книгу о сталкерах, с ними можно было поговорить и даже чокнуться, если никого другого не было рядом.
– Она не страшная, – скупо возразил Садовников, обсасывая фильтр сигареты.
– Дурак, – стояла на своем Оксанка. – Кому ты нужен? Без работы. Здоровья никакого. Еще и пьющий. И в Зону ходит. Морда в морщинах, как у шимпанзе, не скажешь, что мужику и сорока нет. А все вам молодых подавай. Я же лучшие годы на тебя потратила. Ничего хорошего не видела. Дом этот на отшибе… огород… все своими руками, все сама, сама.
Садовников с угрюмым видом швырнул окурок
«И чего им всем нужно от Шимченко? – подумал он, вперившись стеклянным взглядом в жену, но видя перед собой леди в шафрановом платье из „Радианта“. – Ладно, раньше можно было скомпрометировать сенатора „комариной плешью“ в особняке. А теперь-то что? Теперь поместье целиком и полностью в Зоне. Сплошные „комариные плеши“. Возможно, на Шимченко имеется что-то еще. Блин, что за скотство! Не люди, а акулья стая. Что Штырь, что они. Звенья одной цепи. Да, пищевой цепи…»
– Гена, – жалобно протянула Оксанка. – А о чем ты думаешь?
Садовников мысленно хлопнул себя по лбу.
– Думаю о том, что забыл полить астры в палисаднике.
Оксанка захлопала ресницами.
– Ничего страшного! – Она обрадовалась так, как радовался бы человек, который долго блуждал в лабиринте, а потом вдруг нашел выход. – Ночью все равно дождь лил! Огороды у всех зеленые, сама видела. Капусты вот купила, огурчиков. Ты ведь на одной «мивине» сколько месяцев. Бледный как смерть, без витаминов.
– Да уж. – Садовников потер виски, а потом встрепенулся: – Зачем, говоришь, пришла?
– Я ведь уже сказала. – Оксанка опустила голову. – Душа за тебя болит. Никому ты не нужен. Загнешься без меня. Страшный, колченогий, нищий. Ни на что не способный. Кто же еще позаботится о тебе, как не я? Все тутоньки моими слезами полито. Сколько рыдала: иди, иди на работу, Гена. Будь человеком! Вот соседи второй этаж, гляжу, за весну пристроили. Мужик у Ирки на двух работах пашет, а на выходных – дома, как пчелка…
Садовников хмыкнул. С одной стороны, с Гаечкой, похоже, он больше не увидится. Подшаманят девку и отправят в Москву, если Филя не соврет. Так что вожделенные мечты о сталкерше останутся лишь мечтами. А жена – вот она, и даже неплохо выглядит. Женщины-то у него очень давно не было. С тех пор как расстались с Оксанкой, так и не было.
С другой стороны, пойти навстречу Оксанке – значит забыть о Зоне. Жена поедом станет есть, если он сунет нос за Периметр. О чем Садовников не успел соскучиться – так это о ежедневных ссорах и уничижительных монологах. Сейчас же вообще горячая пора: над головой сгустились тучи. Очередной блатной заказ от Шимченко, интерес со стороны спецслужб в лице Шевцова, конфликт со Штырем… Не жизнь, а прогулка по минному полю. И втянуть в эту суету Оксанку? Нет-нет, спасибо – не нужно. Возможно, чуть позже, если он вернется из Зоны, разведав подходы к особняку сенатора. После того как он разберется с проблемами и поднимет немного денег.
– Гена! – Оксанка уперла руки в бока. – Будь же, наконец, мужчиной! Что ты как маленький! Я готова дать тебе последний шанс… – Она вдруг зарделась и сказала совершенно искренне: – Я соскучилась.
Садовников медленно покачал головой:
– Нет.
– Что – нет? – с вызовом спросила Оксанка.
– Ты правильно поступила, когда ушла от меня. – Он закурил следующую сигарету. – Я ничуть не изменился. В лучшую сторону – тем более. Мне сейчас, извини за грубость, не до тебя. Я не готов восстанавливать отношения.