Темный дом
Шрифт:
– Хабардал… – прошипело у самого уха.
Сталкер дернулся. Обернувшись, он увидел, как за оплетенным плющом стволом исчезает собственная перекошенная физиономия.
– Блин! – выпалил Садовников. Тянуться за пистолетом не стал, в Зоне пулей можно было решить вопрос только с человеком, но не с проявлениями Посещения. – А вот и глюки пожаловали! – прокомментировал он.
Крадучись, сталкер обошел дерево, за которым скрылся его двойник. «Мираж, – думал он, – или голограмма… Или что-то подобное».
За стволом, как он и предполагал, никого не оказалось. Зато на глаза попался просвет: за переплетенными, словно нити ДНК, молодыми деревьями находилось открытое пространство.
Чтобы
Прогалину накрывал высокий купол из ветвей и лиан. Садовников задрал голову, и в тот же миг его прошиб холодный пот: солнце исчезло. В просветы виднелась серая, тяжелая хмарь, сулящая дождь. Ливни в Зоне – не редкость, бывало, хлещут, как из брандспойта, но в тот момент Садовникова больше обеспокоила потеря ориентира, чем перспектива промокнуть. Ведь в дебрях ботанического сада было проще простого сбиться с пути. А намокнуть… Так он и без того – мокрый как мышь. В чертовом саду – как в парилке…
Садовников вновь не позволил себе запаниковать. Пока дело не сделано, следовало держаться огурцом, иначе немудрено грабануться. В прогалине хотя бы можно было распрямить спину. И то хлеб. Постоять, осмотреться, обдумать…
Старое кострище, обложенное закопченными камнями. Два трухлявых бревна по обе стороны – вместо скамеек. К одному прислонен обрез охотничьей двустволки. Тут же – допотопный рюкзак. Драная черная кожанка. Куча испачканных засохшей кровью бинтов.
Садовников подошел ближе. По бинтам истошно носились мураши. Они-то и подсказали сталкеру, что перед ним снова обманка.
– Глюки, блин! – проговорил он с облегчением.
Дело в том, что он узнал обрез, рюкзак и куртку. Эти вещи принадлежали сгинувшему Старому – свихнувшемуся сталкеру, жившему некогда по соседству.
«„Трубка“ – есть сосуд истины, наполненный золотом света благодати! – говаривал Старый, нервно перебирая уцелевшими пальцами левой руки. – Крепко запомни это, Шустрый!»
Старый постепенно сходил с ума на протяжении несколько лет, и в дни перед своим исчезновением он был особенно плох: ничего не ел, высох, словно мумия, отпустил клочковатую бороду. Постоянно делал загадочные глаза, мол, ему известно нечто, чего не знает никто другой. Типа, избранный он. Хотя о пресловутой «трубке» в то время были уже наслышаны все. Каким образом – это отдельная история. Но одно дело – слышать, другое – понимать и чувствовать. Старому казалось, будто он что-то понимает.
Перед тем как уйти в Зону с концами, он подозвал Садовникова. Старый хотел излить напоследок душу, но Садовников – тогда еще не Костыль, а Шустрый – как всегда куда-то спешил, и молодой сталкер не собирался тратить время на бредни.
«Запомни, Шустрый, крепко запомни!» – талдычил Старый в спину Садовникова.
Так получилось, что он волей-неволей запомнил. Как-то само по себе это вышло.
И сейчас голос Старого снова звучал в его голове – через годы, из небытия, из Чистого Неба, куда в конце концов уходят все сталкеры.
«„Трубка“ – есть сущее в свернутом состоянии. Отбрось формальную логику. Свиток развернут. Новое начало положено. Крепко запомни это, Костыль!»
– Снова глюки, – лишь отмахнулся Садовников, ведь Старый не мог знать его нового прозвища. Он присел на бревно, прислонил рядом трость, принялся массировать больную ногу. – Я иду напролом через неизвестную аномалию. Здесь, мля, и миражи, и голоса, и ощущение, что, мля, кто-то смотрит тебе в спину…
Он резко, до хруста в позвонках, повернул голову. В
Черная футболка, брюки цвета хаки, линялая кепка, старый рюкзак. Нездоровая худоба, лихорадочный блеск глаз, неопрятная борода…
Он постепенно превращался в копию Старого. И не было рядом никого, кто бы протянул руку помощи и остановил этот губительный процесс. Все же, наоборот, подталкивали его к бездне… Хотя, чего греха таить, он и сам, всякий раз уходя в Зону, был не прочь сыграть с судьбой.
Садовников отвернулся от миража, плюнул себе под ноги. Мерзкое ощущение чужого потустороннего взгляда не отпускало. Только сейчас сталкер заметил, что из кострища пробивается молодая, еще и вершка нет, сосенка. Сейчас же мысль перескочила на особняк Шимченко. М-да, забавно получилось с новогодним деревом. Интересно, что там могло произойти во время Расширения? Как локальная «комнатная» Зона отреагировала на Зону большую? Ведь две волны могут погасить друг друга, а могут и усилить.
Купол из ветвей прогибался под натиском ветра; заходилась от истошного шелеста кожистая листва. Рядом хлюпнуло. Сталкер обернулся и увидел, что охряный мох, обживший спил бревна, покрывается каплями воды, словно неведомая сила выжимает из него влагу. И в следующую секунду капли устремились, вопреки гравитации, вверх – к куполу и выше, туда, где кипела серая мгла туч. Тысячи, миллионы, миллиарды капель – с листвы, с ветвей, с покрытых конденсатом стволов, из влажной земли, из запашистого перегноя – это был неспешный и почти беззвучный дождь наоборот.
Садовников, позабыв на время об опасности, наблюдал за небывалым явлением. Несмотря на сумерки, капли блистали, словно алмазы. Находясь в сердце этого дождя, было невозможно промокнуть. Более того, вся влага, которой за время перехода напиталась одежда, тоже улетучивалась, оставляя неприятное ощущение сухости.
– Вот черт… – буркнул он, предвидя недоброе. Очередная ловушка Зоны вот-вот должна была захлопнуться, порешив очередного сталкера.
Во рту пересохло, губы покрылись коркой. Глаза засаднили, и теперь приходилось часто-часто моргать, чтобы сохранить возможность видеть. Садовников заметался по прогалине. Сквозь дождь проступали фигуры людей. Они стояли вдоль границы прогалины, смотрели на его потуги спасти жизнь с холодным любопытством вивисекторов. Тут был и наставник Мрачный, и сосед Старый, и он сам – фигуру, опирающуюся на трость, невозможно было спутать с кем-либо другим. Кто-то был и еще… Но разве можно узнать каждого, если носишься словно клюнутый в зад жаренным петухом? Впрочем, фигура пузатенького подростка вполне могла принадлежать Виталику Шимченко, ведь он тоже давно не жилец.
Садовников быстро думал, а действовал еще быстрее. С каждым выдохом из пересохшего рта вырывалось облачко пара, которое в несколько секунд превращалось в каплю – частицу дождя наоборот.
Он вытащил из рюкзака флягу, подхватил окровавленные бинты, плеснул на них воды, затем обмотал вокруг головы, закрывая заодно и лицо, вроде того, как это делали египетским мумиям. Пригодилась кожаная куртка Старого – сталкер набросил ее на голову и плечи. Но этого все еще было недостаточно, чтобы защититься от действия аномалии. Садовников одним звериным прыжком перескочил к первой попавшейся ложбине, выстеленной прошлогодней листвой. Зачастил руками, на которых уже лопалась кожа, раскапывая перегной. Дошел до влажного слоя, упал на него, принялся закапываться. Само собой, с головой уйти в землю у него не получилось, но худо-бедно укрылся. А дальше оставалось лишь цедить экономными глотками оставшуюся воду, кутаться в куртку покойника и надеяться на лучшее.