Темный город
Шрифт:
Разум бастиона пытался определить, куда подевался чужак.
А человек пытался понять, как оказался во рву. Спускаться в него не имело смысла. Ведь потом не выбраться на поверхность. Разломав биоразлагаемую упаковку пищевого батончика, человек попытался затолкать его себе в рот. Сухой, больше похожий на комок глинистой массы, продукт невозможно жрать. Человек только измазал руки и лицо.
Нейтральный вкус батончика оживил рецепторы языка, что только сильнее угнетало. Челюсть не двигалась, слюну при жевании едва ли удастся выработать. А значит, этот вкусный батончик ни проглотить, ни смыть его вкус с языка.
Судьба не спешила повернуться к человеку лицом. И ранее ему приходилось испытывать голод, но никогда пытка не была такой страшной. Ведь тогда он уже привык к своему жалкому состоянию, а тут ты словно вознесся на небеса, достигнув солнца…
Едва держась на ногах, человек попытался перебраться через край рва. Канава была не глубокой. Функционально от нее требовалось лишь задержать наступающих, пока их не скосят пулеметным огнем.
В случае иной опасности, исходящей из самого куба бастиона, могучие укрепления ему ни к чему.
Если не получается преодолеть ров, так чего ползти к бастиону? Вряд ли его двери открыты для посетителей. Но человек помнил, что там находится его цель, буквально смысл его существования.
Припасы.
Их не может не быть в укрепленном строении, спроектированном для отражения осаждающих.
В ров со стороны бастиона вели узкие, разбитые ступени. Их использовали прислужники, которые очищали канаву от нанесенного мусора и гниющих остатков. Ступени оказались липкими и скользкими. Человек поддался слабости, встав на четвереньки, чтобы выбраться на поверхность.
Он оказался на части мостовой, укрепленной бетонными надолбами, расположенными в шахматном порядке. Среди вросших в мостовую укреплений имелся узкий проход для служебных машин. Ряд колючей проволоки перегораживал проход. Обросшая ржавчиной проволока растворялась в белесом тумане. Запах гниющего металла перебивал запах разлагающейся плоти.
Здесь лежало больше тел, но уже достаточно пожеванных тлением. Тела начали гнить, когда закончили свой жизненный путь. Почти у всех уцелела форма, корпоративные желтые на металлике цвета. Отступавшие в бастион стражи бросили раненных и убитых, но успели забрать припасы.
Лишь у одного в руках оказалось штурмовое ружье с развороченным стволом. Осколки от взрыва располосовали лицо стража, от взрыва пострадали пальцы на левой руке.
Этого гниль почти не тронула. Один из последних выживших защитников бастиона. Уже после катастрофы, когда последние времена начались.
На удивление живой в стазисе смерти, страж выглядел жутко. Он не раздулся. Лицо не поплыло. Лишь немного заострились скулы, да удлинились волосы. Серые глаза следили за удаляющимся человеком. Благо, что он уже не сможет выстрелить из дефектного оружия.
Подобное случалось и не раз. Из тюрем порой сбегали, несмотря на бесперспективность этого и минное поле вокруг. Хрустнувшая под ногой мина не всегда срабатывала. Или срабатывала неэффективно лишь калеча беглеца. Тогда его крики еще неделю слышались от границ лагеря.
Некоторым удавалось бежать. Случай выщелкивал страшное оружие стражей, ослеплял системы защиты и не давал минам активироваться. Лишь затем, чтобы беглеца пристрелили дорожные стражи, патрулирующие внешний периметр.
Несмотря на боль и усталость, голод и жажду, человек вспомнил все эти байки. Ведь ему не посчастливилось дотянуть до такого же состояния. Выстрел в голову был бы милосердным, чем это медленное усыхание.
Кое-как он дополз до ворот бастиона – громоздкие, нечеловеческие створы, утяжеленные монолитными балками. Возведенные дабы внушать веру в бесконечность и монолитность представителей власти, их силового кулака, что строгостью закона удерживает ничтожеств в узде, направляет по правильному пути.
Для посетителей имелась небольшая дверца, пристроившаяся под тенью бастионных ворот. Сейчас дверь оказалась снесена выстрелом тяжелого орудия. Выстрел произвели изнутри. Металл деформировал реактивный снаряд, выломав массивный засов и сорвав несколько петель.
Кому-то явно не терпелось покинуть строение. Человек мог представить, что происходило внутри, раз кому-то хватило смелости палить изнутри по дверям. Вряд ли это случайный выстрел, произведенный во время пиршества, посвященного концу времен.
Кто-то хотел выйти, вырваться из плена безумства и страха. А другой теперь пытается войти обратно.
В этом была какая-то ирония.
Человек привалился к теплому камню стены, пережидая мгновение слабости. В глазах плыло. Боль становилась невыносимой. Язык гонял остатки пищи во рту, пытаясь исторгнуть прилипшие к небу кусочки.
Откинув полу хламиды, человек проверил энергозапас оружия. На минимуме, как и раньше. Чуда не случилось. Крутанув регулировку, человек раздумывал о том, хватит ли заряда, чтобы подогреть мозги в черепушке. Если стрелять в глазницу. Если на пути луча не окажется глаз.
Сложная задача. Человек убрал оружие, щелкнув массивным предохранителем.
Внутри бастиона больше шансов избавиться от сосущего ощущения пустоты внутри. Источник энергии, чтобы прогреть мозги сыщется.
Человек не стал заглядывать внутрь, чтобы оценить угрозу. Он просто перевалился через порог, втиснувшись между косяком и выдавленной дверью. Пол усеивали осколки металла, обломки запорных механизмов. Ржавчина изъедала металл, лишенный защитного покрытия. Окислы прилипли к грязным рукам, скрыв слой гнили. Запах тлена сменился привычным запахом подворотни.
Запах ржавчины вызывал в памяти заброшенные фабричные комплексы, холодные ночи. Лучше, чем ощущать вонь человеческого тела, подвергшегося необратимым изменениям.
Внутри бастиона было темно. Свет втекал в пролом, робко акцентируя на разбросанных предметах. Бесформенные кучи всего устилали поверхность. Но внутри не пахло разложением или мускусом. Выжившие, если они тут есть, нашли убежище в центре серого куба бастиона.
Внутреннее устройство цитадели человек не знал, но догадывался, что внутри должны быть системы безопасности. Камеры и сигнализации не самое опасное, что может оказаться внутри.