Темный инстинкт
Шрифт:
— А в чем дело, простите? — спросил Шипов встревоженно. — Это мои гости. А вы, собственно, кто такой?
— Это сотрудник местного уголовного розыска. Мы вам, Андрей, рассказывали вчера. — Кравченко вздохнул.
— А, случай на дороге, убийство. А куда же вы их забираете? На каком основании?
— Да не волнуйтесь вы так. — Сидоров лучился душевностью. — Украду ваших друзей всего на часок. А потом лично домой доставлю.
— Но как же это…
— Андрей, все в порядке. — Кравченко махнул рукой. — Мы скоро вернемся. Серег,
В машине Сидоров весьма развязно спросил:
— Что это за красавчик такой настырный?
— Муж, — коротко ответил Кравченко.
— Муж? Зверевой?!
Мещерский поморщился — от такой наивной несдержанности.
— Ни хрена себе!
— Вы видели Звереву? — ледяным тоном осведомился Мещерский.
— По телевизору. Концерт какой-то передавали. Она все арии пела. Маловат муженек-то у нее. В сыны годится.
Сейчас мода, что ли, пошла на такие мезальянсы?
Мещерский отметил, что словечко «мезальянс» опер произнес с особым шиком, «в нос» — нате, мол, вам. И мы понимаем, мол.
— Мода-мода, — Сидоров лихо заложил поворот, аж тормоза взвизгнули. — Словно с ума все посходили.
— Куда вы нас везете? — не выдержал Мещерский. — Что это все значит, в конце-то концов?!
— Да понимаешь, такое дело, друг. Ну, тот осмотр, что мы делали-то при вас. Не на всем вы тогда расписались.
Лопухнулись мы в спешке. Там еще схему пришлось начертить, фототаблицу сделали, ну и… Мне Валентина наша из прокуратуры с утра телефон оборвала — вези немедленно понятых, пусть распишутся, а то уедут отпускники — и поминай как звали. Ну, черкнете сейчас завиток, она вас быстренько допросит и…
— Допро-о-сит? — Мещерский уже негодовал. — Зачем?
— А на случай сомнений в суде, — опер подмигнул. — Страхуемся мы так. С судом у нас знаешь как? Во, — он чиркнул ребром ладони по горлу, машина при этом лихо метнулась на встречную полосу. — Председатель — зверюга. Тигр. Милицию на дух не переносит. Что ни принесешь — протокольную там, ордер, — все ему липа. А с понятыми вообще лютует, все в подлоге нас подозревает. Вот мы и придумали понятых допрашивать на протокол, чтоб комар носа не подточил.
— Так допрашивает же прокуратура, — хмыкнул Кравченко.
— А дело-то мы раскрываем. Вот нас потом и долбят в суде как дятлы. Так что, ребята, выручайте по второму разу.
— Я так и знал: так просто теперь ты от нас не отстанешь.
— Ну! — Опер широко улыбнулся. — Работа такая. Вы из Первопрестольной ведь? — спросил он немного погодя. — Я сразу там, на дороге, понял. Даже еще документы ваши не смотрел. По выговору. А я в Москве учился, между прочим, в Вышке — Высшая школа милиции. Пять лет отбарабанил.
— Земляки, значит. — Кравченко по-хозяйски потянулся к «бардачку», нашарил там пачку сигарет. Курил он редко — сегодня что-то нашло. — А сам откуда?
— Городок такой есть в Подмосковье, Железнодорожный. Слыхали?
— Слыхали. А как же тебя, Саша, сюда, в карельские болота, занесло?
— Женился, — опер хмыкнул и уточнил:
— По любви.
— Ну, это дело хорошее.
— А через полтора года развелся. Теща меня чуть-чуть до дырки от табельного не довела.
— Тещи — заразы, — поддакнул Кравченко. — А потом что?
— Снова женился.
— Опять по любви?
Сидоров дал ему прикурить.
— Вроде. Я не понял даже. С этой мы тоже недолго миловались: скандалить стала — поздно прихожу да много пью. Ну, я навязываться не стал. Только вот без квартиры в результате остался.
— Значит, один тут теперь?
— Почему один? Баб много. Курортницы тоже. Хотя сейчас, конечно, размах не тот. Местные все в расстроенных чувствах — с работой стало туго. Мужики их ни черта не зарабатывают. Фабрика тут была мебельная — так коту под хвост ухнула. Санатории по полгода пустуют. А работы нет, лопать нечего — с голодухи и на любовь не тянет. Так что… Скучно здесь, ребята. — Сидоров вздохнул. — Водка, водка, водка. Раньше финны к нам табунами ездили, пили тут все выходные. Мы их потом штабелями в автобусы грузили. А теперь… Так что убийство вроде встряхнуло всех.
Хоть стимул появился.
— Ну да, воля к жизни, — процедил Мещерский. — Но вы обратно-то нас довезете, надеюсь?
Опер обворожительно улыбнулся.
В прокуратуре они промаялись битых два часа. У следователя шла какая-то очная ставка. И она распорядилась, чтобы понятые подождали. Сама же процедура проставления подписей на схеме-приложении к протоколу осмотра места происшествия и фототаблице и допрос от силы заняли минут пятнадцать.
— Мы еще вам чем-то можем помочь? — вежливо спросил следовательшу Мещерский.
— Пока это все. — Ее прокуренный бас громыхнул в тесном кабинетике, где было просто не продохнуть от сизого дыма. А мощный бюст, обтянутый серым мохеровым свитером, был густо посыпан пеплом, словно голова грешника.
— Когда убийцу задержат? — осведомился для порядка и Кравченко.
— Это не ко мне вопрос.
— Ну, у нас же друзья на даче волнуются. Шутка ли, на воле бродит псих с топором!
— Сейчас много психов бродит. — Она закурила новую сигарету. — Как долго вы тут еще пробудете?
— Не знаем, возможно, неделю.
— Ясно. До свидания. Спасибо за помощь.
— Чистый комиссар из «Оптимистической», — поежился Кравченко, когда Сидоров сажал их в машину (на часах, было уже четверть третьего). — Так и подмывало спросить:
«А кто не хочет комиссарского тела?»
Опер ухмыльнулся:
— Да будет вам известно, у нее муж — фермер. Нутрий они разводят. Натуральное хозяйство, так сказать. Валентина все хвалится — дотяну до пенсии, пошлю вас всех в баню и буду крысят на шубы разводить. На хлеб с маслом хватит.