Темный карнавал
Шрифт:
Его глаза, утопающие в слезах, широко раскрылись. Харрис закричал. В это время у него внутри рассыпались ребра – как будто игрок в бирюльки сжал и отпустил собранный в руке пучок палок [8] . Боль с новой силой пронзила его! Харрис упал на пол и стал кататься по нему, пытаясь дышать.
В его бессмысленных, ничего не видящих глазных яблоках мелькали вспышки света, при этом он чувствовал, как его конечности с помощью чьих-то умелых манипуляций быстро освобождаются от своего содержимого и безвольно обвисают. Изо всех сил он напряг зрение и разглядел гостиную.
8
Имеется
В ней было пусто!
– Месье Мунигант? Где вы? Ради всего святого, где вы, месье Мунигант? Помогите мне!
Месье Муниганта нигде не было.
– Помогите!
А потом он кое-что услышал.
Это были странные и неправдоподобные звуки, исходящие из самых глубин его телесного существа. Там что-то причмокивало, выкручивалось и отламывалось, с хрустом откусывалось и жадно принюхивалось – как будто где-то, в красной кровавой тьме, поселилась маленькая голодная мышь и принялась неистово (и очень умело) грызть, судя по звуку, нечто вроде затопленной древесины. Но это была не древесина…
С высоко поднятой головой Кларисса шагала по дорожке к своему дому на Сент-Джеймс, погруженная в мысли о Красном Кресте и еще о куче всего. Повернув за угол, она чуть не столкнулась с каким-то маленьким темным человечком, от которого пахло йодом.
Кларисса не обратила бы на него внимания, если бы, поравнявшись с ней, он не достал из своего пальто какую-то длинную белую штуку, до боли что-то напоминающую, и не принялся сосать ее, как мятный леденец. Одним концом он засунул ее себе в рот, при этом его феноменальный язык, проскользнув прямо внутрь белой конфеты, высасывал оттуда начинку и блаженно причмокивал. Он все еще хрустел своим лакомством, когда Кларисса подошла к своей двери, повернула ручку и вошла.
– Милый? – позвала она, с улыбкой оглядываясь кругом. – Милый, ты где?
Захлопнув входную дверь, она через холл прошла в гостиную.
– Милый…
Секунд двадцать она молча смотрела на пол, пытаясь понять, что там.
Потом закричала.
А в это время на улице, в черной тени платана, темный человечек сделал в длинной белой штуке несколько дырочек, а затем, еле слышно вдохнув и собрав губы, сыграл на импровизированном инструменте короткий грустный мотив, в качестве сопровождения к страшному и пронзительному вокалу Клариссы, которая стояла в гостиной.
В детстве, бегая по песку на пляже, Кларисса тысячу раз наступала на медуз и вскрикивала. В какой-то степени она была подготовлена к тому, чтобы наткнуться на желеобразную медузу в своей гостиной. Надо просто с нее сойти.
Но, черт возьми, когда медуза окликает тебя по имени…
The Jar
Банка
Это была просто такая штука в банке – из тех, что передвижной цирк возит по маленьким городкам и показывает за деньги, разбив шатер где-нибудь на отшибе. Бледная гадость, которая плавает в спиртовом растворе и смотрит на тебя своими мертвыми глазками, но так ничего и не видит. Она прибыла к вечеру вместе с темнотой, стрекотом кузнечиков и стонами болотных лягушек. Это была такая штука в банке, что посмотришь – и желудок сразу сжимается, как будто ты увидел отрезанную руку в баке для медицинских отходов.
Чарли долго на нее глазел.
И все это время его большие грубые руки, покрытые сверху островками волос, сжимали веревку, натянутую от любопытных. Свои десять центов он заплатил – можно и поглазеть.
Стемнело. Было слышно, как с ленивым скрежетом останавливается карусель, как по ту сторону брезента, дымя сигарами и изредка переругиваясь, установщики шатра играют в покер. Вскоре фонари погасли, и бродячий цирк потонул в летнем сумраке. Люди кучками и цепочками потянулись по домам. Где-то щелкнуло радио – и сразу стихло, оставив усеянное звездами небо Луизианы в полном покое и безмолвии.
У Чарли прямо мир клином сошелся на этой бледной штуковине, запечатанной в сыворотке. Даже челюсть отвисла от удивления, так что было видно зубы и розовую изнанку рта. В глазах застыла смесь недоумения и восторга.
Кто-то подошел к нему сзади из темноты – кто-то небольшой, в сравнении с его исполинским ростом.
– Ну что, брат, – сказал он, заходя в свет лампочки. – Так и стоишь?
– Угу, – промычал Чарли, недовольный тем, что его отвлекли.
Хозяин цирка уродцев счел любопытство Чарли вполне уместным.
– Он многим нравится, – сказал он, кивнув на обитателя банки, как на своего старого знакомого, – ну в хорошем смысле, я хочу сказать.
Чарли потер свой мощный подбородок.
– А вы никогда не думали ее продать?
Хозяин крякнул и на секунду вытаращил глаза.
– Продать? – сказал он. – Не, про это я не думал. Она же приводит мне клиентов. Народ любит поглазеть на такое. Не, продать не думал.
У Чарли вырвался вздох разочарования.
– Ну, разве что… – прикинул в уме хозяин, – если б попался какой-нибудь парниша с деньгами, тогда, может, и подумал бы.
– И за сколько?
– Ну, скажем, если б парниша дал… – Хозяин цирка прищурился и начал загибать пальцы, одновременно наблюдая за реакцией Чарли на каждый загнутый палец. – Скажем, если б парниша дал три… четыре… или, к примеру, семь… восемь…
На все эти перечисления Чарли выжидающе кивал. Глядя на это, хозяин цирка продолжал повышать сумму:
– Ну, там, десять… пятнадцать долларов…
Тут Чарли обеспокоенно нахмурился. И хозяин цирка сразу дал отступного.
– А если бы у парниши было, скажем, двенадцать долларов? – с ухмылкой поинтересовался Чарли.
– Ну, тогда бы он точно смог купить эту штуковину в банке, – вынес свою резолюцию хозяин цирка.
– Надо же, – сказал Чарли, – а у меня в джинсах как раз завалялось ровно двенадцать долларов. Негоже возвращаться в лощину Уайлдерс с пустыми руками. Я как раз подумывал притащить домой что-нибудь этакое, вроде вашей штуковины. Поставлю на полку над письменным столом. Дружкам покажу – пусть знают, с кем имеют дело.
– Ну, ты, того, это… – сказал хозяин цирка.
Продажа совершилась, и банка была поставлена на заднее сиденье фургона Чарли. При виде ее лошадь забила копытами и заржала. А хозяин цирка вздохнул с некоторой долей облегчения.