Темный лорд. Заклятье волка

Лахлан Марк Даниэль

К нему бежал какой-то грек. Змееглаз закрылся щитом от вражеского копья, сделал выпад и рубанул мечом. По бедру он не попал, зато полоснул противника по лодыжке. Грек по­качнулся, и Змееглаз ударил его по здоровой ноге. Тот отка­тился в сторону, но Змееглаз камнем упал на него, отбил щи­том копье врага и вонзил ему в грудь острие меча. Вот так-то лучше.

Багровая вспышка. В поле зрения возник Болли Болисон, он сыпал проклятиями, отбиваясь от пятерых греков. От чет­верых, после того, как его необычный загнутый меч ударил по шлему одного солдата, и тот рухнул на булыжники мосто­вой. Змееглаз убрал меч в ножны, взял копье и ринулся в бой. Выбранный им противник не заметил его приближения, и Змееглаз со всего разбега

толкнул его на товарищей, сбив с ног. Грек так и не успел подняться. Меч Болли Болисона ра­зил с невероятным проворством — казалось, у него три руки и каждая сжимает по мечу. Двое греков пали, осталось трое.

Болли Болисон ударил одного ногой прямо в грудь, опроки­дывая на землю, а сам присел, спасаясь от греческого меча, просвистевшего над головой. Он выпустил свое оружие и поднял противника, вцепившись одной рукой ему в пах, а другой — в ворот туники. Грек взлетел высоко в воздух, а затем рухнул на землю вниз головой. Болли Болисон подо­брал свой меч, и оставшийся грек пустился наутек.

— Отличная работа, — похвалил Болли Змееглаза. — Зна­чит, наконец-то ты можешь драться. Не отставай, ты мне еще пригодишься.

Змееглаз ощутил, как от слов викинга по телу прошла вол­на восторга. Его заслуги признал не кто иной, как сам Болли Болисон. Как часто он мечтал о чем-то подобном.

— Давай покажем им! — воскликнул Змееглаз.

— Да еще как! — отозвался Болли Болисон. Он вынул свой рог и громко затрубил.

К нему со всех сторон побежали викинги с факелами. По­слышался грохот, как будто по забору провели сотней палок. Время словно замедлило ход, и Змееглаз увидел, как стрела отскакивает от его щита и срезает ему кусочек уха. Он под­нял руку. Кровь. Булыжники вокруг были усыпаны стрела­ми, однако никого из воинов не задело.

Он засмеялся. А жизнь-то становится все лучше и лучше. Любой, кто увидит его рану, поймет, где он ее получил.

Викинги бросились в переулки, спасаясь от стрел, но Змее­глаз пошел вперед, силясь рассмотреть в тумане лучников.

— Я Змееглаз, сын Льота, сына Тьёрека из клана берсерке­ра Тетмара! И ваши бабы не испугают меня своими вязаль­ными спицами!

Взметнулось новое облако стрел и упало над тем местом, где викинги побросали факелы. Лучники плохо видели во мгле, они просто целились в светлое пятно. Змееглаз съежил­ся за щитом. Он был так мал, что щит закрывал его целиком, и, хотя две стрелы засели в древесине, остальные пролетели мимо, не причинив ему вреда. Он заметил впереди, движение, издал боевой клич и ринулся в атаку. Снова полетели стре­лы, однако лучники ударились в панику Кто-то хватался за копья и топоры, кто-то кинулся бежать, кто-то еще стрелял. Змееглаз то и дело менял направление и приседал, наступая вслепую за большим щитом. Еще несколько стрел воткну­лось в древесину, но ни одна не задела его. Другие северяне, ободренные примером Змееглаза, тоже рванулись в атаку. Им оставалось преодолеть шагов пять, когда боевой дух поки­нул греков и они дружно побежали. Змееглаз проткнул од­ного лучника мечом из-за своего щита. Викинги с криками мчались мимо него, когда Змееглаз воздел руки к небесам и запрокинул голову, словно крестьянин, радующийся дол­гожданному дождю после засухи.

Голова кружилась от счастья. Он отбросил потяжелевший от засевших в нем стрел щит, высматривая новых противни­ков. По улице у него за спиной бежали женщины, много жен­щин — без сомнения, бегут от северян. Или же, наоборот, бе­гут к ним, подумал Змееглаз. Шлюхи! В штанах затвердело, голова закружилась, как будто он слишком резко поднялся.

— Я мужчина и могучий воин, — провозгласил он. И сно­ва засмеялся. Голос его звучал сипло, словно собачий лай. Наконец-то он сделался мужчиной.

Он развернулся, чтобы последовать за Болли Болисоном, и в этот миг вокруг него как будто закружилось что-то. Ру­ны, все на одной

орбите, целых восемь штук. Нет, не все, то есть, их восемь, но эта восьмерка всего лишь часть целого. Часть двадцати четырех. Это число было очень важно для него. Двадцать четыре. Три раза по восемь.

Он побежал по улице в сторону дворца. Вот там-то он по­веселится. Там женщина, которую искал Може. И еще уче­ный, снявший с него проклятие. Что же делать? Он поклял­ся Може, что отведет его к ученому, а ученому пообещал наградить его. Он сможет исполнить оба обещания. Можно ведь сначала позабавиться с женой ученого, а потом уже на­градить его? Змееглаз сегодня убил троих мечом и копьем, не прибегая к магии. Конечно, у него все получится. Дворцовые ворота были на засовах, а у варягов не было с собой ни­каких осадных орудий, поэтому им оставалось только коло­тить по дереву.

Земля всколыхнулась под ногами Змееглаза. Ему показа­лось? Или это землетрясение? Змееглаз слышал о подобных явлениях, хотя лично сам никогда такого не видел. Нет, это не землетрясение, эта волна пришла из леса у серебристой реки. Это дрожь из мира его грез.

На мгновенье улица исчезла. Он стоял на ветке громад­ного серебристого дерева, раскинувшегося над ним под звездным небом. Под ним тоже были звезды, сияли, слов­но осколки хрусталя под солнцем, и еще под ним был ис­точник, питаемый тремя реками, которые в то же время бы­ли женщинами. Его поразила такая странность, но когда он взглянул снова, оба видения — поток и женщина — снова представились ему, стоило кинуть взгляд на серебристые ручьи, струящиеся из корней дерева. Это реки? Или три длинных нити, которые тянутся от прялок в руках женщин, сидящих в корнях дерева? Почему он так ясно их видит, ес­ли они так далеко от него? Почему он не может понять, жен­щины они или реки, вода это или пряжа, если он так отчет­ливо видит их?

Один поток изогнулся и устремился вверх, туда, где стоял он, и серебристые воды коснулись его. Змееглаз протянул ру­ки, и вода захлестнула его, с силой разворачивая тело.

Он понял, куда ему нужно идти — к корням дерева, рас­кинувшегося в центре мира. Там внизу его ждет что-то. Мыс­ленно он представил себе символ — ожерелье мертвого бо­га, три треугольника, входящие один в другой, — и понял (как он понимал, что реки на самом деле женщины, которые на самом деле реки, струящие нити пряжи от женщин-рек), что сам он один из этих треугольников. Под ним их было не три и даже не два. Был всего один, но он хотел, чтобы осталь­ные слились с ним.

В голове прояснилось. Змееглаз снова стоял посреди улицы, люди бежали, спасая свои жизни, греки и северяне дрались. Он упал на колени. Кто-то взывал к нему из-под земли. Он должен ответить на этот зов. Он попытался за­пустить пальцы под булыжники мостовой, словно желая прорыть лаз.

Впереди снова послышались крики. Он двинулся на звук. Гневные возгласы и грохот стали о сталь были для него ис­крами света, вспыхивающими в тумане, они звали его. Странный маслянистый запах растекся вокруг, что-то свер­кнуло в тяжелом воздухе, заполыхал огонь.

Ворота Нумеры были широко распахнуты. Викинги жа­лись по бокам от створок, но никто не осмеливался идти дальше. Проход был очень узкий, и там поджидали хитаерос со щитами, длинными копьями и сифоном греческого огня. Четыре обожженных тела лежали в коротком проходе, веду­щем к зданию тюрьмы. Пока он наблюдал, несколько языков пламени вырвались, словно из жерла вулкана, заставив ви­кингов вжаться в стены.

Змееглаз подошел. Ему придется собраться с духом — не для того, чтобы войти в тюрьму, а чтобы отправиться туда, куда его влекло, в то место, где поджидает волк, в сад на бе­регу реки, где над водой висит луна, а сама река похожа на мост из света. Позволяя себе войти, он слышал на перифе­рии сознания, как волк принюхивается, истекая слюной, как крадется сквозь заросли.