Тёмный лорд
Шрифт:
— Между прочим, — заметил Слагхорн, взяв, как ребенок, дольку сушеного ананаса, — многие семьи были в ярости, что не попали на страницы этой книжонки. Поттеры, Принцы, даже… — указал зельевар подбородком на дверь. Риддл чуть заметно улыбнулся, понимая, что его декан намекает на всесильного профессора трансфигурации. — Кое-кто, поговаривали, написал жалобу в министерство, но получил отказ.
— Выходит, сэр, чистокровность нельзя доказать? — почти искренне удивился Риддл.
— Справочник не был официальным изданием министерства, — пожал плечами профессор. — С жалобщиками
— И потому Батильда набросилась на всех, включая Слизерина и Брутуса Малфоя, который жил триста лет назад? — спросил Орион.
— Да, в полемизме Батильде не откажешь, — развел руками Слагхорн. — Согласен, ее иногда заносит… Назвать Слизерина самым трусливым, злым и предвзятым волшебником Хогвартса — слов нет. Я послал ей возмущенную сову, но получил в ответ письмо, что ничего удивительного в моей позиции нет: Слагхорны же входят в «священные двадцать восемь».
Риддлу показалось забавным, что зельевар, всегда подчеркивавший отсутствие предрассудков, кичится своей чистокровностью. Прищурившись на тусклый свет фонаря, парень поймал себя на мысли, что не может рассердиться на Батильду. Она, судя по колдографии, была некрасивой, а некрасивые женщины, по мнению Тома, должны были сидеть тихо и не поднимать лишний раз глаза.
— Лично мне работа Брутуса Малфоя кажется более глубокой, чем статья Бэгшот, — Том снисходительно посмотрел он на Слагхорна, словно извиняясь за неловкость.
— Не может быть, Том! — театрально развел руками Слагхорн. — Вы предпочитаете памфлет Брутуса Малфоя серьезной статье Батильды?
Лестрейндж и Эйвери зашептались. Риддл послал неприязненный взгляд Альберту, и острое лицо парня сникло. Только сейчас Том понял, почему Эйвери всегда напоминал ему испуганного лисенка.
— Трудно сказать, сэр, — Том старался подбирать каждое слово, — Работа Малфоя мне нравится больше, потому что он аргументирует свою точку зрения. Бэгшот, наоборот, — поправил он перстень, — пишет на потребу публике.
Лицо Слагхорна прояснилось. Тому почудилось, будто зельевар облегченно вздохнул.
— Что же, это другое дело, — сказал профессор. — Я испугался, — демонстративно поднял он бокал, — будто вы, Том, считаете идеи Малфоя более правильными!
— Должен сказать, сэр, что в идеях мистера Малфоя много здравого, — ответил Риддл.
В комнате повисла тишина. Зельевар растеряно смотрел на ученика. Том не видел лиц Рэндальфа и Ориона, но ему казалось, что они учащенно дышали, словно надеясь на него.
— Что вы имеете в виду, Том? — наконец выдавил из себя зельевар.
— Посудите сами, сэр, — продолжал Риддл. — Брутус Малфой справедливо писал, что секреты волшебства испокон веков хранились в семьях волшебников. И он справедливо указывал, что маглы во все века ненавидели нас, пытаясь уничтожить, как людей, стоящих на более высокой ступени развития.
— Браво, Том! — воскликнул с восхищением Орион.
— Том… — покачал головой зельевар. — Надеюсь,
— Ничего подобного, сэр, — быстро ответил Риддл. — Гриндевальд истребляет и порабощает маглов ради абстрактного «Общего блага». Он полагает, что мы, маги, должны взять на себя ответственность за более низших существ. Лично я, — выдохнул Том, — считаю иначе. Ни нам ничего не нужно от маглов, ни маглам от нас. Вообразите, сэр, что большую часть работы они выполняют руками. Почему мы должны давать благо столь низко развитой цивилизации?
— Иными словами, вы не хотите их порабощать? — рассмеялся Слагхорн, хотя его смех казался слегка наигранным.
— Сэр, зачем нам такие рабы? — развел Том тонкими пальцами. — Заставить их работать? Для этого у нас есть эльфы. Заставлять их воевать друг с другом, как это делает Гриндевальд? Мы живем отдельно от них. Заставить их поклоняться нам? Они это делают, когда сталкиваются с героями, поступки которых не могут объяснить. Так зачем они нам нужны? — пожал плечами Риддл.
— Но полукровки, Том… — пролепетал Слагхорн.
— Если помните, сэр, Брутус Малфой не был против полукровок, — продолжал Риддл, задумчиво глядя в начищенный до блеска чайник. — Рождение полукровки означает, что волшебник вступил в контакт с маглом. Это противоестественно, но это не вина полукровки. Мы должны признать его своим, осудив при этом его отца или мать.
— Поразительно, Том, — вздохнул Слагхорн. — Вы в точности повторяете аргументы Салазара Слизерина.
— Что лишь свидетельствует о гениальности нашего основателя, — развел руками Том. — И если кто-то, — усмехнулся он, — не дал себе труда понять его идеи, мне, право, жаль.
— А… Чудовищная легенда о Тайной комнате? — кивнул Слагхорн.
— Только легенда, сэр, — выдавил из себя улыбку Риддл.
Все рассмеялись. Эйвери, почувствовав, что неловкость спала сама собой, неуверенно поводил шеей. Зельевар, подмигнув Тому, достал коробку.
— Друзья мои, я хочу продемонстрировать наше с Томом изобретение! — воскликнул Слагхорн. Смех прекратился, и кое-кто бросил на Риддла восхищенные взгляды. — Том усовершенствовал рецепт веселящего зелья и…
Профессор Слагхорн открыл коробку, откуда выпрыгнула толстая жаба. Слизеринцы засмеялись. Том поморщился, вспомнив, что именно на жабе он впервые применил непрощаемые заклинания. Зельевар улыбнулся и, схватив квакающее существо с силой влил ей в рот несколько капель из стоящей рядом пробирки. Несколько секунд жаба смотрела непонимающим взглядом, а затем начала притопывать лапками.
— Том придал веселящему зелью танцевальный эффект, — сказал Слагхорн, поправив воротник. Взмахнув палочкой, мастер зелий включил граммофон. Послышалось шипение пластинки, а затем зазвучали звуки «Каватины Фигаро»:
Ah, bravo Figaro!
Bravo, bravissimo! Bravo!
Слагхорн взмахнул палочкой, и жаба пустилась в пляс. Сначала задвигались ее набухшие железы, затем стала надуваться кожа и наконец лапки жабы сами собой начали ходить в такт мелодии:
Ah, che bel vivere, che bel piacere,