Тёмный лорд

Korell

— Сильнее, сильнее трите, Джейн, — кричала миссис Коул.

Вбежавший доктор Чарльз Рочестер на ходу сбросил усыпанное мокрыми снежинками пальто и достал из чемоданчика стетоскоп. Отстранив Джейн, он пощупал охладевшую руку Меропы и торжественно произнес:

— Безнадежно.

Миссис Коул и миссис Роджерс тревожно зашептались. Худенькая медсестра Джейн отчаянно вскрикнула. Доктор Рочестер быстро заправлял шприц, словно надеясь на чудо. Кто-то предложил вызвать полицию. В суматохе никто не обратил внимания на маленькое существо, жавшееся к груди матери, не понимая, что это груди трупа. Первое, что узнал в жизни Том Марволо Риддл, был леденящий холод мертвого тела.

========== Глава 2. Мальчик, не знавший тепла ==========

Стояло хмурое ноябрьское утро. Ледяной ветер гнал снеговые тучи сквозь рваные просветы серого неба. Если бы не промозглая мгла, в воздухе давно бы кружились снежинки. Из-за высокой влажности в груди словно стоял вязкий ком; дыхание, превращаясь в пар, смешивалось с густыми парами лондонского тумана. Том зябко поежился и постелил на бордюр выцветшее зеленое покрывало: даже легкий свитер, который он надел под темно-серую приютскую форму, не спасал от пронизывавшего ветра. Это покрывало от старого немецкого дивана Том нашел на приютском чердаке пару лет назад и с тех пор не расставался с ним.

Предсмертное желание Меропы сбылось: мальчик был уменьшенной копией красавца-отца. Неестественно высокий для своих десяти лет, Том был настолько худ, что пробивал шилом дополнительную дырку в ремне. Тонкие запястья вечно торчали на несколько дюймов из рукавов слишком короткой и мешковатой приютской формы. Бледную кожу оттенял густой черный цвет чуть вьющихся волос, которые, правда, давно нуждались в стрижке. Но самым необычным во внешности Тома были глаза. Темно-карие, почти черные, зрачки удивительно смотрелись на фоне ярко-бирюзового отлива радужки и длинных, почти как у девчонки, ресниц. Их взгляд всегда казался каким-то потерянным. Впечатление от мальчика портила только легкая сутулость: Том не переваривал спорт и никогда не занимался им.

Начиналось воскресенье, и к огорчению Тома, в этот день не было уроков. Только что закончился завтрак, где давали жидкую пшенную кашу. Том ненавидел это блюдо и, чувствуя позыв к рвоте, под общий хохот жадно заедал его хлебом. До занятий в воскресной школе оставалась пара часов. Приютские сироты постепенно высыпали во двор, чтобы поиграть перед уроками. Том сел на покрывало и поплотнее закутался в свитер, пытаясь унять дрожь, пробиравшую его с ног до головы.

— Джек Лондон. «Мартин Иден», — прошептал Том, открыв книгу.

Утренняя улица была пуста, лишь торговка-молочница катила тележку с бидоном. Плотный туман почти поглотил крыши соседних домов и высокий шпиль часовни. Том сильнее потер ладони и тотчас вскрикнул: острая боль от удара обожгла коленку.

— Приятного чтения, Риддл! — раздался звучный голос Джеймса Биггерта.

Том с ненавистью уставился на пробегавшего крепыша и лихорадочно пощупал карман, где лежало припасенное с ужина большое яблоко. Тому не хотелось с ним расставаться, но Джеймсу нельзя было спустить с рук наглую выходку. Размахнувшись, он изо всех сил запустил яблоком.

— Вот тебе мой ответ, Биггерт, — усмехнулся Том.

— Чтобы ты подох, Риддл! — заорал во весь голос Джеймс, отряхивая ушибленный затылок от гниловатой мякоти.

— Только после тебя, Джемми.

Том с досадой потер колено. Он ужасно злился на себя: Джеймс Биггерт, Билли Стаббс и Бренда Бэкки были его заклятыми врагами. Том с самого утра ожидал пакости от этой троицы, и все же в последний момент глупо пропустил удар. Любой приютский сирота почти с рождения знал, что нельзя вытягивать ноги вперед: простаку сразу давали пинка или ставили подножку. «Расслабился, идиот», — прошептал Том и попытался сосредоточиться на книге.

За годы жизни в приюте Риддл так и не смог понять, за что почти все дети ненавидят его. Когда Тому было четыре года, некий мистер Грант подарил приюту детскую железную дорогу. Тому очень хотелось поиграть со всеми. Но едва он посмотрел на игрушку, как паровоз и станция со шлагбаумом разлетелись на кусочки. В тот день Джеймс Биггерт и восьмилетка Майкл Корн нещадно били Тома под восторженные крики Бренды.

Другой случай произошел, когда Тому исполнилось шесть лет. Как-то после уроков его ради забавы решили побить десятилетки Энтони Грейз и Генри Ойрен. Увлекшись побоями, они пинками сломали Тому три ребра, и дней десять он провалялся в лазарете. В первую ночь Тому приснился сон, будто Энтони свалился с лестницы и сломал себе ногу. К удивлению Тома наутро Энтони принесли в лазарет со сломанной ногой. Следующей ночью Том радостно представил, как Генри Ойрена укусит собака. Утром Генри, лазивший по закоулкам возле приюта, был в самом деле искусан громадным черным псом. Вокруг шептались, что Риддл наказал обидчиков. И хотя это казалось полной чушью, Том тогда понял, что он особенный, непохожий на остальных детей.

Риддл действительно умел делать вещи, недоступные другим: простым движением руки он поднимал и опускал камни; прикосновением ладони мог нагревать или охлаждать чайник. Иногда Тому казалось, будто он понимает мысли окружающих… Но чем больше мальчик открывал в себе странностей, тем сильнее его ненавидели остальные дети. Из-за неспособности Тома играть в футбол и быстро одеваться мальчишки, под радостные возгласы девчонок, частенько оскорбляли его или били. Том знал, что другие дети ненавидят его, и в свою очередь, на дух их не переносил.

Примерно через полчаса Том оторвался от книги и осмотрелся. Приют был большим квадратным зданием с высокой оградой, возле которой росли редкие, почти облетевшие, деревья. Дети в серой форме весело пускали газетные кораблики. Толстяк Генри Ойрен важно ехал на плечах двух семилеток. Почти каждого из них Тому хотелось придушить, хотя отсюда они выглядели довольно милыми и безобидными. Поежившись, он посмотрел сквозь резные прутья чугунной ограды и вздрогнул. Возле каменных ворот, шурша тормозами, парковался черный автомобиль.

Том прищурился. Из автомобиля вышел шофер в сером плаще и клетчатой кепке. Быстрым движением он открыл заднюю дверцу. Через мгновение у автомобиля стояли женщина лет сорока и девочка лет десяти. Женщина была в сером костюме с дорогой горностаевой накидкой, девочка — в сиреневом платье и золотистом бархатном жакете. Шофер равнодушно закурил. Дама, отмахнувшись от клубов табачного дыма, пошла к воротам.

— Доброе утро, — женщина попыталась улыбнуться, хотя ее улыбка выглядела натянутой и жесткой.