Темный оттенок магии
Шрифт:
Келл вздохнул, подпер щеку кулаком и, скучая, глядел, как Нед краснеет и тужится.
Прошло несколько долгих минут, по воде пробежала легкая рябь (возможно, оттого, что Келл зевнул, а может, вцепившийся в стойку энтузиаст слегка ее качнул), и поверхность тут же успокоилась.
Нед сердито уставился на доску, вены у него вздулись. Он сжал кулак, и Келл испугался, что энтузиаст сейчас разобьет игрушку, но тот просто тяжело опустил руку на стойку.
– Все ясно, – вздохнул Келл.
– Она сломана, – сердито буркнул Нед.
– Что, правда? – спросил Келл, слегка согнул
Нед, выпучив глаза, смотрел, как символы пяти стихий танцуют вокруг пальцев Келла. А тот услышал у себя в голове голос Ри. «Хвастун!» – сказал принц. И тогда Келл вернул элементы в желобки так же легко, как их оттуда достал. Земля упала с глухим стуком, лед – со звоном, песок бесшумно пересыпался в свою чашечку, а пламя, плясавшее на масле, угасло. Лишь кость еще висела в воздухе между ними. И энтузиаст с восторгом смотрел на нее.
– Сколько стоит? – спросил он.
– Не продается, – ответил Келл, и тут же уточнил: – Тебе не продам.
Нед слез с табурета и собирался было уйти, но Келл с ним еще не закончил.
– Что бы ты дал за горсть земли? – поинтересовался он.
Энтузиаст замер.
– Назовите свою цену.
– Мою цену?
Келл занимался контрабандой вовсе не ради денег. Деньги – вещь ненадежная. Какой прок от местных монет в Красном Лондоне? И уж точно лучше сразу выбросить шиллинги и фунты, чем пытаться расплатиться ими в «белых» переулках. Предположим, деньги можно потратить прямо здесь, но на что? Нет, Келл вел игру другого толка.
– Мне не нужны деньги, – отмахнулся он. – Мне нужно то, что для тебя важно, то, с чем ты ни за что бы не расстался.
Нед поспешно кивнул:
– Хорошо, сидите здесь, а я…
– Не сейчас, – сказал Келл.
– А когда?
Келл пожал плечами:
– Когда-нибудь в ближайший месяц.
– Я что, должен сидеть здесь и ждать?
– Мне ты ничего не должен, – передернул плечами Келл. Он знал, что это жестоко, но хотел увидеть, как далеко готов зайти энтузиаст. Если Келл заглянет сюда почти через месяц и тот будет ждать, он отдаст ему мешочек земли. – А теперь выметайся.
Нед открыл рот, но тут же закрыл, вздохнул и молча побрел к выходу. По дороге он чуть не столкнулся с маленьким очкариком.
Келл вернул все еще парившую в воздухе косточку обратно в шкатулку. Очкарик между тем занял освободившееся место рядом с ним.
– Что произошло? – поинтересовался он.
– Ничего особенного, – ответил Келл.
– Это мне? – спросил человек, покосившись на шкатулку.
Келл кивнул и протянул ее коллекционеру. Джентльмен осторожно взял безделушку. Келл подождал, пока тот рассмотрит ее, а затем показал, как она работает. Коллекционер алчно
– Прелестно, прелестно!
Очкарик порылся в кармане, достал что-то завернутое в носовой платок и с глухим стуком поставил на стойку. Келл развернул ткань и увидел блестящую серебряную шкатулку с миниатюрным рычажком сбоку.
Музыкальная шкатулка. Келл мысленно улыбнулся.
У них в Красном Лондоне тоже была музыка и музыкальные шкатулки, но они играли по волшебству, а не благодаря шестеренкам, и Келл поражался, сколько труда вложено в эти машинки. Серый мир в целом казался ему примитивным, но зато отсутствие магии подталкивало местных жителей к изобретательности. Взять хотя бы музыкальные шкатулки: какой замысловатый, но при этом изящный механизм! Сколько деталей и сколько работы ради одной короткой мелодии!
– Показать, как она работает? – предложил коллекционер.
Келл покачал головой.
– Нет, – тихо сказал он. – У меня уже есть такая, и не одна.
Человек насупился:
– Но вы ее возьмете?
Келл кивнул и бережно завернул шкатулку в платок.
– Не хотите послушать?
Послушать хотелось, но только не здесь – в этой грязной маленькой таверне, где не насладишься звуком. К тому же пора было домой.
Он оставил коллекционера за стойкой. Тот переворачивал игрушку и тряс, удивляясь, что, как ни старайся, ни вода, ни масло не выливаются – все элементы держатся на местах. Келл шагнул в темноту и направился к Темзе, прислушиваясь к городским звукам: грохоту экипажей и дальним вскрикам: иногда радостным, иногда отчаянным (впрочем, последние все равно не шли ни в какое сравнение с теми воплями боли и ужаса, которые оглашали Белый Лондон). Вскоре показалась река – черная полоска в темноте, а вдалеке зазвонили колокола восьми церквей.
Пора уходить.
Он добрался до магазина, который выходил к воде глухой кирпичной стеной, и, остановившись в тени, закатал рукав. Рука уже болела от первых двух порезов, но Келл вынул нож и сделал третий, обмакнул пальцы в кровь и приложил их к стене. Затем вытащил одну из висевших на шее монет – точно такой же лин, как тот, который он отдал старому королю, – и прижал к пятну крови на стене.
– Ну что ж, – сказал он. – Пойдем домой.
Он часто разговаривал с магией – не повелевал, а просто беседовал. Магия живая (это знает каждый), но для Келла она была как сестра, как друг. Магия – часть его самого, и временами ему казалось, что она понимает его: не только слова, но и чувства, и не только тогда, когда он к ней обращается, но всегда – в любую минуту.
Он ведь антари.
Голос антари слышит и кровь, и сама жизнь, и магия – высшая стихия, которая живет во всех и во всем, но не принадлежит никому.
Келл ощутил прикосновение магии. Кирпичная стена стала теплой и холодной одновременно. Он подождал, проверяя, не догадается ли магия сама, что ему нужно. Но нет, она ждала команды. Это к стихиям можно обращаться на любом языке, а магия антари – подлинная магия, магия крови – понимает только один язык. Келл крепче прижал ладонь.
– Ас Оренсе! – сказал он. «Откройся».