Тёмный рыцарь
Шрифт:
— Это ложь! — прорычал Беррингтон.
— А ты послушай. — Де Пейн встал и прошёлся вдоль стола. — Не знаю, когда все это началось. Не знаю, сестра ли тебе Изабелла Беррингтон или она твоя любовница, твоя подстилка!
Беррингтон вскочил, оттолкнув кресло, но громкий щелчок заставил его замереть — это Гастанг достал из-под стола и взвел арбалет.
— Несомненно, это она — ведьма Эрикто. — Эдмунд наклонился и спокойно выдержал горящий ненавистью взгляд женщины, которую некогда любил — или ему так казалось — и которой уж во всяком случае восторгался, как Прекрасной дамой из легенд. — Вы с нею погрязли в чернокнижии, в кровавых обрядах, в демонических заклинаниях и прочих богопротивных мерзостях. Вы стали действовать заодно в разгар гражданской войны, в самое подходящее для злодейств время, когда Бог и все святые уснули. Вы уехали отсюда и объединились в Эссексе с Мандевилем, образовали свой собственный ковен, привлекли в него таких, как Филипп Майель, давно уже отвернувшийся от Бога. В архивных записях, Беррингтон, мало что говорится о
Парменио крутил в руке свой кубок, но ни разу не пригубил из него: де Пейн строго-настрого запретил есть и пить что бы то ни было, поднесенное им в Брюэре.
— Но ваш ковен, — тут он улыбнулся Беррингтону, который так и не смог прийти в себя от столь неожиданного поворота событий, — приобрел слишком громкую славу. Им заинтересовались аббаты, епископы, даже сам Папа Римский. Соответственно, был послан для расследования Тьерри Парменио, malleus maleficorum, папский «молот ведьм».
— Так вот ты кто, генуэзец! — протянул Майель. — Соглядатай и провокатор. Было у меня такое подозрение.
— Слухи о ваших делах становились все настойчивее, — продолжал де Пейн, снова усаживаясь в кресло. — А оставаться в Эссексе было уже небезопасно. Трудно стало вести тайные дела, когда туда вошли королевские войска. И вы решили уехать. Ты, Беррингтон, вкрался в доверие к Босо Байосису, магистру английской конгрегации Ордена рыцарей Храма. А Майель разыграл роль кающегося грешника, рыцаря, совершившего убийство духовного лица и получившего приказание идти в крестоносцы, дабы искупить этот грех. Оба вы опытные рыцари, горячо желавшие послужить делу христианства в заморских землях, ничто не мешало принять вас в орден. Да Байосис с радостью пошел на это! Изабелла могла без помех сопровождать тебя как преданная и богобоязненная сестра. Ваше желание удовлетворили. И вот — Иерусалим, прибежище множества таких, как вы. Тремеле встретил вас с распростертыми объятьями. Ему было необходимо пополнение, он должен был укрепить орденские ряды, к тому же он хотел усилить влияние ордена на этом острове. Вас приняли в братство, а твою так называемую сестру поселили в женском монастыре, но, конечно же, время от времени ты возвращался, как всякий пес, к тому мясу, которое отрыгнул. Появилась ведьма Эрикто — жуткая фигура в растрепанном парике, с маской на лице, в причудливых одеждах. Она мелькала то тут, то там, но вот вблизи никто её не видел. — При этих словах Изабелла издала резкий смешок, потом метнула яростные взгляды на Беррингтона и Майеля, словно пытаясь побудить их к действию. — И вы вернулись к своим кровавым обрядам, благо жертвы для них всегда находились…
— Нетрудное дело. — Парменио уловил суть новых обвинений, выдвинутых рыцарем, и не мог не вмешаться. — Совсем нетрудное в Иерусалиме, где много святилищ, много нищих детишек, бессчетное множество девушек и молодых женщин, бездомных и беззащитных, только вот, — генуэзец развел руками, — Иерусалим — это вам не эссекская глушь. Там не было Мандевиля, который мог бы вам покровительствовать, не было целого сонма наёмников, способных вас защитить, одни только соглядатаи и доносчики, которыми так и кишит этот город, на деле очень маленький. И поползли слухи. Тремеле рассказал мне, что кто-то углядел Эрикто в компании тамплиера, видели и то, что она входила на подворье ордена. — Парменио отмахнулся от гневных взглядов де Пейна. — Терпение, брат. До этой минуты я не смел довериться ни одному тамплиеру — я же не знал, кто входил в ковен, а кто нет. Во время нашей поездки в Хедад я пытался разговорить Майеля, узнать побольше о его прошлом. Отсюда и моя дружба с ним. — Генуэзец улыбнулся. — Но, как мы теперь знаем, он выбрал самую лучшую линию защиты! Циничный наемник, не обремененный избытком веры. Мятежная натура, готовая воевать равно за Бога и за дьявола. Он и вел себя сообразно своей натуре, скрывая лишь совершенные ранее святотатства и убийства. — Парменио повернулся к обвиняемым. — По слухам, тамплиеры участвовали в сатанинских обрядах, что происходило уже не впервые в истории вашего ордена. Тремеле был этим крайне обеспокоен, как и патриарх Иерусалимский. Из Рима прислали меня, однако… — Парменио сделал знак де Пейну продолжать.
— И ты, Беррингтон, решил действовать: слишком уж настойчивыми сделались
— А с чего было Тремеле обращаться именно ко мне? — перебил его Беррингтон.
— Во-первых, ты тоже англичанин. Во-вторых, как я подозреваю, ты сыграл главную роль в разоблачении Уокина. В-третьих, ты воспользовался, должно быть, опасениями Тремеле — тот предполагал, что внутри ордена образовался ковен, возможно, именно из числа рыцарей-англичан. Наверное, ты подсказал, что лучше всего было бы удалить Уокина из Иерусалима, замять скандал, а возмутителя спокойствия отослать в Англию, где его судила бы английская конгрегация. Убеждал, что Тремеле может полностью положиться на тебя и твоего соотечественника Филиппа Майеля. К кому же еще, кроме рыцарей-англичан, мог обратиться Великий магистр? И разве там, в Палестине, их много? А сколько тех, кому он мог доверять? Как любая рыбка, Тремеле заглотнул эту наживку. Он удалит Уокина из Иерусалима, положит конец пересудам, не допустит скандала. В то же время в душе его, вероятно, кипел яростный гнев из-за того, что произошло. Возможно, по твоим подсказкам он решил вызвать в Иерусалим английского магистра и в первую очередь расспросить его, как стало возможным, что подобные Уокину попадают в ряды нашего братства.
— А для чего же моему брату было добиваться поручения конвоировать Уокина? — спросила вдруг Изабелла, уже полностью овладевшая собой.
Де Пейн в душе не мог не восхититься тем, как легко она меняла маски, столь изощренная в притворстве.
— Тебе-то уж это известно! — резко отвечал он. — Думаю, ты не раз обсуждала это с Беррингтоном. Вас ведь не было в Англии довольно долго. Иерусалим вам обоим наскучил, там тесно, не развернешься. Да и опасно там стало, можно было попасться. Вот и потянуло вас в родные пенаты. У вас же теперь положение было прочным: Беррингтон и Майель — рыцари Храма. Вернувшись в Англию, можно было устранить Байосиса, что вы и сделали, и использовать эту смерть в своих интересах. Но главным было настойчивое желание отомстить королю Стефану, который навлек погибель на вашего покровителя Мандевиля.
— Брат! — насмешливо воскликнул Майель.
— Не смей называть меня братом! — Де Пейн повернулся к Беррингтону. — Тремеле был только рад передать Уокина тебе, лишь бы тот оказался подальше от Иерусалима. Итак, вы покинули город. Связанного по рукам и ногам Уокина охраняли два сержанта. — Эдмунд ожег Беррингтона яростным взглядом. — Это была твоя идея? Попросить о таком малочисленном конвое — всего два стража? Убивать легче? Сестра твоя осталась в Иерусалиме. Позднее она присоединится к тебе в Триполи, так ты объявил всем. Все было продумано, никакого риска! Кто осмелится напасть на тамплиеров? — Он махнул рукой в сторону Изабеллы. — Только вы сами! Оказавшись в безлюдном месте, ты, Беррингтон, напал на тех сержантов. Убил их обоих, а потом и Уокина. Затем Изабелла поспешила вернуться в Иерусалим — разыгрывать роль сестры, потерявшей брата, а сам брат в это время свободно продолжал выполнять задуманное.
— Значит, я была вместе с братом? — воскликнула Изабелла. — А потом бродила одна по пустыне?
— Этого я не сказал, — возразил де Пейн. — Я могу вообразить себе тот лагерь: Уокин в одиночестве, оба сержанта заняты делом. Интересно: всем троим дали какой-то опиат? Яд? Ты же сведуща в этом, госпожа, и в Англии это доказала. Отравили ли их прежде, чем перерезали им глотки? А достойная Изабелла вместе с Майелем после этого въехала в лагерь — удостовериться, что все сделано как надо? Забрать оружие, одежду, лошадей? Убедиться, что Беррингтон готов приступить к выполнению следующей части задуманного?
— Я был в Шатель-Блан! — крикнул Майель.
— Не был. Ездил, должно быть, по одному из многочисленных поручений как гонец. Кто бы тебя заподозрил, задержись ты на день-другой?
— Но Уокина зачем же убивать? — насмешливо спросил Беррингтон. — Он ведь должен был послужить предлогом для моего возвращения в Англию.
— На то было много причин. Уокин ни в чём не был виновен. Не исключаю, что и Тремеле не до конца верил в его виновность. Старик-англичанин Вильям Трассел открыто в этом сомневался. Что сказал бы Уокин, представ перед судом? Уж у него было достаточно времени поразмыслить над всем случившимся. Возможно, он начал догадываться, что его просто используют, да ещё и подставляют. Так что убить его было спокойнее. Во-вторых, — де Пейн развел руками, — была причина, по которой мы все оказались здесь, разве не так? Генри Уокин — колдун, чародей и убийца — бежал от своих стражей и организовал убийство графа Раймунда, прежде чем вернуться в Англию и мстить ее правителю. Так что, согласитесь, мертвый Уокин был куда полезнее живого Уокина. Он превратился в порождение дьявола, в зловещего неуловимого духа, на которого необходимо долго и упорно охотиться. Как только Тремеле сообщили о так называемом побеге Уокина, он тотчас осознал грозящую ордену страшную опасность. На туманном острове бродит тамплиер-отступник, собирает свой ковен и замышляет убийство короля! Только подумайте, какой ущерб потерпит от этого репутация нашего ордена!