Тень Далиды
Шрифт:
– Так точно!
– Ага… Стой пока здесь, я пойду договорюсь, – он направился к столику, за которым разбирали документы призывников.
– Только не надо писать, что я хроник, – попросил я его. – Пожалуйста. Мне ведь еще жить и жить.
– Живи, – разрешил он. – Хроники бывают разные, – и подмигнул мне.
Так я стал психом. Не опасным, нет. Астено-депрессивный синдром. Он проходит, когда доктор захочет. Доктор напишет – он есть. Потом ход болезни – лучше, хуже. Как с подопытным кроликом: сегодня глаза краснее обычного и половая активность значительно снизилась. Продолжаем наблюдение. А потом, когда кролик профессору надоест, станет ему не нужным, как в моем случае, потому что завезли партию
Вот так у меня было. Год кряду рисовал я на стенах лазарета армейское граффити, весьма, надо сказать, преуспев в этом деле. Я от старлея затребовал книги по изобразительному искусству, проштудировал их, как мог, а с живописью все тянул. То у меня краски не те, то свет не оттуда падает. Советовался с ним, делал серьезное лицо и восхищался его идеями по оформлению помещения лазарета. Тем временем учился. Понемногу, чему-нибудь и как-нибудь, разумеется. А потом уж начал шпарить маслом по стенам. Дали здорово помог. Его плавящиеся формы у меня получались лучше всего. Текучее стекло, пролитое лекарство, плавящиеся часы. Уставший стол и вялая кровать больного. Всем хочется спать. Психотерапия такая, очень успокаивает. Между тем сам Дали тревожит. Так что я его обскакал. Вот что значит поверить в себя, когда в тебя верят другие. Мы со старлеем стали друзьями не разлей вода. Прощались на платформе того самого поезда Свердловск-Тавда как братья, звонить друг другу обещали, в гости я его звал.
– Может, ты сам еще приедешь, – сказал старлей. – Ко мне.
– Куда? – не понял я.
– В Тавду.
Сам ты иди в Тавду, подумалось. Ну и название у городочка, как в такой ехать добровольно? Тем не менее, «пошел в Тавду» – это не мат, хотя очень на него похоже. К примеру, знакомятся двое, то-се. Ты где живешь? В Питере, там, или в Москве. А ты где? В Тавде! За такое можно и по морде схлопотать, вот ведь не повезло тавдянам или как их там по-научному. Тем не менее это город, российский город, который есть на карте. Славный город на берегу реки Тавды, протекающей в Тавде, от которой до Свердловска двенадцать часов одноколейки. Нет, не хочу я в Тавду, извините.
– Лучше вы к нам.
В сущности, я ему благодарен, моему старлею. Еще бы! Целый год в тепле, сыт, обут. Правда, бегал пару раз с ротой на стрельбище. Семь км туда, семь обратно. Марш-бросок при полном боекомплекте. Запомнилось. А так – за мной даже автомата не числилось. Хотя стрелял я неплохо, очень даже неплохо, все удивились. Только что тут удивляться, когда зрение стопроцентное, плацом и сержантами не измотан, руки не дрожат. Вот и выбивал сто из ста, как говорится. Ребята из роты хоть и косились на меня, но не тронули. Не такой я был, не из их песочницы. Воспринимался ими не как солдат. А раз не солдат, меня и старались не замечать. Может, даже и не замечали. Как дерево, которое стоит само по себе, украшая ландшафт местности. Кому оно нужно, пока приказа рубить нет?
Ребята из роты стояли на вышках, охраняли зеков. Та еще работенка, лучше о ней не вспоминать. А мне и вспомнить нечего, ни разу не стоял, вышки только издалека видел, с птичьего полета, так сказать, не ближе. Я ведь во внутренние войска попал. Вот это обстоятельство мне и мешало, когда я в поезд садился. Шинель. Шинель мне мешала, глаза людям мозолила. Ведь из Тавды кто едет? Правильно, бывшие заключенные. Все вагоны набиты освободившимися гражданами, под завязку. Они сидят, выпивают, вспоминают годы за высоким забором с колючей проволокой, а то проволокой под напряжением. Мирно, в общем-то, вспоминают, но не всегда и не все. Не каждый смирился, да и
Я эту шинельку, едва поезд тронулся, сразу в окошко. Куртка у меня была с собой штатская, брюки, кепочка. Старлей помог достать. Ботинки ладно, в таких тогда пол-Урала ходило. Твердые, прочные. Незаметные. А шинель с погонами – в Тавду, в окно уходящего поезда, пока моих попутчиков не развезло. Один, правда, все косился, и я на всякий пожарный сменил вагон. В новый вагон я уже вошел штатским человеком, готовым к труду и обороне исключительно в мирных условиях. Устроился теперь уже на нижней полке и сразу полез в сумку. Не трудно догадаться, зачем.
Своих соседей сначала я вовсе не заметил, определив их для себя как баба и два мужика. После первого стакана, которого у меня как такового не было, я их разглядел. Ничего, приличные люди. Говорят по-русски, о Тавде ни слова, а что мне еще надо? Баба, вроде, симпатичная, вот только в возрасте для меня излишнем. Сижу, поддерживаю пустые разговоры о погоде, на которую мне сейчас плевать, и ценах, которых не знаю. Хорошо! А еще лучше стало после второго стакана, то есть, когда я допил из горла свою бутылку. Прямо там, на диванчике поезда. Или скамейке, до сих пор не знаю, как это седалище из гнутого дерева называется. Допил и, разумеется, полез на вторую полку. Сразу полез, пока еще был в состоянии лезть. И сразу уснул.
А проснулся, когда уже подъезжали к Свердловску. Я в окошко посмотрел, так там уже трубы пошли заводские, дым коромыслом. Значит, думаю, город. Вот он, в этом дыму просматривается. Дома уже близко, здания всякие. Я аж испугался. Сейчас в город въедем, а у меня голова, как чугунная. Спрыгнул с верхней полки вниз, на четыре кости приземлился. Как кошка, разве что грация хромала. Ничего, соседи не обиделись, понимающе так заулыбались. Я в ответ расцвел и полез в сумку. Кто же пускается в такую дорогу с одним пузырем?
Вторую бутылку мы раздавили с мужиками на троих. Еда у них к тому времени кончилась, пришлось обходиться куревом. На старые дрожжи такую закуску врагу не пожелаешь. Окосел я основательно. Пока поезд к платформе причаливал, я в тамбуре стоял у стеночки, сил набирался. Надо выйти в город в полной боевой готовности. Надо! Потому что все у меня в лазарете было, можно сказать, как сыр в масле катался, все было, а женщины не было. Я искренне надеялся, что стоит мне выйти на перрон, как свердловчанки, все как одна, гуртом повалят на мою стать.
Увы, на перроне меня никто не встретил, или я сам не заметил встречающих, не знаю. Помню, огляделся мутным взором по округе, заметил только вокзал. Никогда его не видел, но сразу узнал. И потому, что все они, эти вокзалы, чем-то схожи между собой, тоской от них веет вселенской, и потому, что все туда спешно топают, волоча за собой скарб, словно в райские кущи. Куда все, туда и я, на большее в то время способностей не было. К тому же надо было покупать билет до Москвы, с чем я надеялся успешно справиться. Что нам эта тавдинская водка, какие наши годы! Для смягчения отрыжки я решил умять все это дело пивком. Бутылочку, не больше. В те времена я считал, что пивком можно умять любое дело. Да и как не ударить по пиву, когда его, как я помнил по гражданке, нигде особо нет, а тут, возле вокзала, бери – не хочу! Глазам не верится, и очередь всего-то человек в двадцать. Я встал в очередь. Закурил. И тут подошла она.