Тень Далиды
Шрифт:
Интим пошел после свадьбы, когда мы почувствовали блаженство, наступившее с уходом последнего гостя. Тесть купил нам однокомнатную квартиру, и мы в ней были счастливы почти год. Я сразу устроился на работу, причем не горным инженером, диплом которого у меня был, а художником в крупном автопарке. Кроме зарплаты, вполне приемлемой по совдеповским меркам, я каждый день имел как минимум пятьдесят рублей за исполнение разных личных заказов, вроде лент на венки умерших родственников работников автопарка или наглядной агитации для учебных заведений и предприятий Тулы. С моими заработками мы могли позволить себе жить легко и свободно, не считая дни до зарплаты, как считало их большинство наших сограждан. Лида забеременела через два месяца, все шло согласно нашим планам. Я считал дни, когда стану отцом.
Случилось это в сентябре. Десятого числа, в понедельник, мне позвонили из родильного отделения больницы на работу и сообщили, что Лида разродилась трехкилограммовой девочкой. Мне было без разницы, мальчик-девочка, я хотел поскорее почувствовать себя полноценным мужчиной, отцом своего ребенка, чтобы вырасти в своих глазах и глазах окружающих. Так мне тогда это представлялось. Тотчас я перезвонил матери и теще, поздравил их с внучкой. Мать несказанно обрадовалась, реакция тещи была сдержанной. Выяснилось, что она уже побывала у дочери и видела новорожденную в окно.
Но что там можно увидеть, в окне четвертого этажа, если стоишь на улице? Я принимал поздравления знакомых и родственников, с нетерпением ожидая, когда Лиду с младенцем выпишут, и я смогу взять на руки свою дочурку. В четверг я поехал в роддом, приятель подвез меня на своей «Волжанке», которые в ту пору еще котировались и даже считались неким шиком.
Нянечка или медсестра, не знаю кто там, вынесла нам на улицу ребенка, завернутого в одеяльце, перевязанное ленточкой. Она улыбалась, все шло по канону. Лида держалась позади нянечки и выглядела усталой. Младенца с пафосом вручили мне в обмен на бутылку шампанского и букет роз. Сердце мое дрогнуло, я едва не заплакал. Очень хотелось открыть личико дочки, на которое был наброшен кусочек покрывальца, однако Лида неожиданно воспротивилась.
– Не надо! Она спит, дома посмотришь.
– Еще налюбуешься! – поддержал ее мой приятель, подмигивая мне и выруливая на трассу. – Мало не покажется.
Когда дома Лида развернула младенца, начавшего уже хныкать, я стоял за ее спиной, тая в блаженной улыбке. Эта улыбка сошла с моих уст, едва я увидел девочку как она есть.
Передо мной лежал младенец женского пола, тут никаких сомнений быть не могло. Ручки, ножки, все прочее тоже было на месте. Лицо, вот с чем у меня возникли сложности. У нашей Маши – мы ее сразу решили так назвать, еще до рождения, для парня было припасено свое имя, – так вот, лицо у нашей Маши мне сразу не понравилось. И волосы на голове. Какие волосы на голове трехдневной девочки? А такие: густые и черные, как крыло ворона. Как смоль, как уголь. Я, помнится, уставился тогда на свою жену и подумал, точно ли она натуральная блондинка. Хотя и знал, что точно, но искал какое-то объяснение странной волосатости нашей дочки, вернее цвета этой волосатости, потому что я, как и мой отец, рыжий до неприличия. Это что ж, если рыжего скрестить с белой, получится тьма египетская? Каким образом?
И лицо, да, лицо… Скулы по сторонам буграми, глазки миндаликами. И тоже черные-черные, как у цыгана. У меня они голубые, у жены – зеленые, а в сплаве, значит, опять выходит одна чернуха. Как это понимать? И носик у нашей дочки пятачком вздернут, маленьким таким пятачком, как у мультяшных поросят. Да, все младенцы выглядят курносыми, это я знал, но не до такой же степени! И кожа у девочки как будто желтоватая, чужая кожа.
Смотрю на Лиду, поджав губы и скривив бровь: в чем, мол, дело, дорогая, откуда такие сюрпризы природы? Сам молчу, добрых слов не находится. Вместо мыслей перед глазами одна картина: Лида в постели с китайцем. Стонет, дергается и ласкает его кривоногое сальное тело, игнорирующее дезодоранты. А китаец неутомим. У Лиды уже и слюна течет от жадности, все ей хочется и хочется. Голову запрокинула и кричит так, что соседи жадно приникают ушами к совместным стенам.
– Что ты на меня смотришь? – спрашивает она. – Что тебе надо?
Я пальцем на девочку показываю, а потом двумя пальцами растягиваю кожу у своих глаз по сторонам и головой киваю с улыбочкой. Улыбочка у меня предельно широкая, глазки злые. До того злые, что зубки поскрипывают. Но я все еще молчу.
– Да в чем дело-то? – раздражается Лида. – Что ты от меня хочешь?
– Есенины черные не бывают, – говорю я ей, – тебе не кажется?
– А я что, по-твоему, с китайцами спала? – вдруг говорит она, словно читая мои мысли.
– С китайцами? – удивляюсь. – Что это ты их вдруг вспомнила? И почему число множественное?
В тот раз толком разговориться мы не успели. За секунду до взрыва раздался звонок в дверь и на пороге возникла теща. Тот еще сапер, прямо скажем. Правда, тогда теща еще не определилась, кто ее главный враг в жизни. Так уж устроен человек, не может жить без врага, адреналин у него не вырабатывается.
– Какие мы хорошенькие, – с ходу выдала Мария Семеновна, сочувственно – я видел, именно сочувственно – глядя на девочку, лежащую в кроватке. – Ути-пути, ути-пути…
– На вас похожа, – дернуло меня за язык. – Мы ведь ее в честь вас Машенькой и назвали.
Теща смолчала и не удостоила меня взглядом. Она смотрела на свою дочь. Примерно с тем же выражением, как смотрел на Лиду я пятью минутами раньше. Взгляд ее вопрошал и недоумевал.
– Конечно, – размышляла вслух Мария Семеновна, по-прежнему не сводя глаз с дочери, – сейчас еще черты лица не определены, это будет видно позже… Кажется, я читала, что внешность формируется только к году. Еще неизвестно, на кого будет похожа наша девочка.
– Вы абсолютно правы, Мария Семеновна, – сказал я, – совершенно неизвестно. Впрочем, девочка может стать похожа на кого угодно, если довериться пластическому хирургу, хотя я сомневаюсь, что он согласится выпилить скулы. А волосы, откуда такая лохматость, не говоря уже о цвете? Волосы будем мыть перекисью водорода?
– Что ты хочешь этим сказать? – холодно спросила Лида. – Я ждала тебя, отказывая себе во всем, ждала, как дура, как Пенелопа, а теперь вместо благодарности слышу упреки?
– Саша, – в тот день теща, пребывая в неведении относительно личной жизни своей дочери, явно не желала скандала, – ты торопишься с выводами.
– Да не делаю я никаких выводов, просто констатирую факты!
– Что толку их констатировать, – пожала плечами Мария Семеновна, – когда они налицо?
– Вот именно, что на лицо! Точнее, на лице! Вы представляете, как на меня будут смотреть, когда я выйду с девочкой на прогулку?
– Можешь не выходить, – отрезала Лида, – как-нибудь без тебя обойдемся. Ребенок ни в чем не виноват.