Тень Эндера
Шрифт:
– Вы представляете для меня куда большую опасность. Вы связаны с МФ.
– Никакой опасности вы не подвергаетесь.
– Это верно, но лишь потому, что я не собираюсь вам ничего рассказывать.
– Благодарю за откровенность.
– Вы цените откровенность, но я не уверен, что вам понравилось бы то, что я могу сказать о чувствах, которые рождает вид вашего тела в мозгу русского старика.
– Попытка шокировать монахиню – не слишком спортивная игра. Трофеев-то не будет.
– Значит, вы относитесь к монашеству серьезно?
Сестра Карлотта вздохнула:
– Вы думаете, что я приехала к вам, потому что кое-что знаю
– То есть?
– Ничего. Я занималась определенными изысканиями для МФ, и они прислали мне краткие рефераты статей, касавшихся исследований человеческого генома.
– И там оказалось мое имя?
– Напротив, ваше имя ни разу не упоминалось.
– Быстро же они забывают!
– Но когда я обратилась к источникам тех статей, которые сами по себе были весьма старыми работами, созданными еще до того, как служба безопасности МФ наложила на эти исследования свою лапу, я заметила определенную тенденцию. Ваше имя попадалось только в сносках. Но очень часто. А вот ваших собственных работ я нигде не обнаружила. Даже тезисов докладов и тех нет. Значит, вы не публиковались.
– И тем не менее на меня ссылались. Похоже на чудо, не так ли? А ведь вы – монахи – коллекционируете чудеса, верно? Чтобы творить новых святых.
– К вашему сожалению, напомню, что причисление к лику святых производится только после смерти.
– Так у меня уже осталось только одно легкое, – сказал Антон. – Так что ждать уж недолго, – во всяком случае, если продолжу курить.
– Но вы же можете и бросить?
– С одним легким требуется вдвое больше сигарет, чтобы получить искомое количество никотина. Поэтому приходится увеличивать число выкуренных сигарет, а не сокращать его… Все это очевидно, но вы рассуждаете не как ученый, а как верующая женщина. Думаете как законопослушный человек. Когда вы приходите к мысли, что нечто – зло, вы тут же начинаете избегать этого нечто.
– Ваши исследования касались генетических ограничений человеческого мышления.
– Да неужели?
– Сужу по тому, что именно это упоминалось в сносках. Конечно, те статьи не были посвящены этой проблеме, иначе их бы тут же засекретили. Но названия статей – тех, что в сносках, тех, что вы никогда не писали, – все они касались этой тематики.
– Да, в ряду научных карьер встречаются такие случаи: глазом не успел моргнуть, а ты уже, оказывается, сгнил на корню.
– Так вот, я хочу задать вам один гипотетический вопрос.
– Мой любимый вид вопросов – идущий сразу за риторическими. Обожаю дремать, пока они формулируются.
– Предположим, что некто решил нарушить закон и изменить человеческий генотип с целью усилить человеческое мышление, повысить уровень интеллекта.
– В этом случае этот некто окажется в большой опасности – его поймают и накажут.
– Предположим, что, используя самые современные методы, он обнаружил определенный ген, который можно изменить еще на стадии эмбриона, благодаря чему родится ребенок с повышенным интеллектом.
– Эмбрион! Вы что, экзаменуете меня? Подобные изменения могут быть проведены только в яйцеклетке.
– И еще предположим, что, после того как эти изменения были проведены, ребенок родился. Он родился, вырос, и его незаурядный интеллект был замечен.
– Надеюсь, вы говорите не о своем ребенке?
– Я вообще не говорю о конкретном ребенке. О гипотетическом. Как узнать, был ли он генетически изменен? Путем лабораторного анализа его генов?
Антон пожал плечами:
– А что вы узнаете, анализируя гены? Они будут совершенно нормальны.
– Даже несмотря на изменения?
– Это совсем крошечные изменения. Гипотетические.
– В пределах естественных вариаций?
– Это как поворот реле: включил – выключил. Сам-то ген уже существовал, он абсолютно естественный.
– Какой ген?
– Меня интересовали отклонения типа «математиков». Аутичные. Дисфункциональные. У них бывают необычайные умственные способности. Способность производить мгновенные сложнейшие вычисления. Феноменальная память. Но в других сферах они умственно ослаблены, даже отсталы. Может извлечь квадратный корень из двенадцатизначного числа, но будет стоять, растерянный, в магазине… Как могут они быть такими блистательными в одном и такими тупыми – в другом?
– Значит, этот ген?..
– Нет, это уже другой, но он представлялся мне весьма перспективным. Человеческий мозг может стать умнее. Но при этом существует, как бы это сказать… сделка.
– Обмен?
– Ужасный обмен. Чтобы иметь такой интеллект, вы должны лишиться всего остального. Именно таким путем мозг аутичного «математика» добивается своих потрясающих успехов. «Математик» выполняет одну функцию, а все остальное его не интересует, отвлекает, мешает. Его внимание буквально неделимо.
– Так что в других сферах эти суперинтеллектуальные люди могут оказаться отсталыми?
– Ну, мы, во всяком случае, именно так и полагали. Исходя из собственных наблюдений. Бывают исключения, так называемые мягкие «математики», которые все же способны уделять некоторую часть своих способностей явлениям реальной жизни. И тогда я подумал… Но я не могу вам сказать, о чем я подумал, так как… на меня был наложен запрет…
И Антон беспомощно улыбнулся сестре Карлотте. У нее упало сердце. Тем, от кого можно было опасаться утечки секретной информации, в мозг имплантировалось крошечное приспособление, которое в случае возникновения сильного волнения, вызванного разговором на запретную тему, посылало в мозг волну паники. Такие люди подвергались периодическим проверкам, чтобы убедиться, что разговоры на запретные темы у них, как и раньше, вызывают достаточно сильное волнение. Разумеется, это было вторжение в частную жизнь, но, если сравнить его с тюремным заключением, не говоря уже о казнях носителей секретной информации, такую практику можно было счесть вполне гуманной.
Вот почему сестре Карлотте казалось, что Антона почему-то забавляет все окружающее. Ему приходилось быть таким. Если он позволит себе рассердиться или разволноваться, то есть если возникнет сильная негативная эмоция, на него немедленно обрушится волна панического страха, даже если запретные темы непосредственно и не затрагивались. Сестра Карлотта как-то читала статью, в которой приводились слова жены человека с таким же имплантатом. Она сказала, что их семейная жизнь никогда еще не была такой безоблачной и счастливой, так как ее муж ко всему относится спокойно и с мягким юмором. «Дети просто обожают его, а раньше они со страхом ждали его возвращения домой». В статье также упоминалось, что эти слова были сказаны всего за несколько часов до того, как муж покончил с собой, бросившись с высокой скалы. Жизнь, видимо, стала лучше для всех, кроме него самого.