Тень Гегемона
Шрифт:
Поначалу из-за его юности и малого роста солдаты пытались облегчить ему жизнь. Он отказывался спокойно, но твердо. «Я тоже должен это уметь», – говорил он, и дискуссий не возникало. Естественно, солдаты тем внимательнее наблюдали за ним – соответствует ли он сам стандартам, которые установил для них. И они видели, что он напрягает свое тело изо всех сил. Они видели, что он ни от чего не шарахается, что вылезает из болота такой же грязный, как остальные, преодолевает препятствия той же высоты, что и все, что ест не лучше и спит не мягче.
А чего они не видели – насколько он строит свой отряд по образцам армий
– Вы – мои глаза, – говорил он. – Вы должны уметь видеть и то, что я хочу видеть, и то, что вы будете видеть. Я всегда буду говорить, что я планирую и почему, чтобы вы, увидев проблему, которой я не предусмотрел и которая может изменить план, обнаружили ее. И тогда вы поставите меня в известность. Мой лучший шанс сохранить жизнь вам всем – знать все, что делается у вас в голове во время боя, а ваш лучший шанс остаться в живых – знать все, что запланировал я.
Конечно, он понимал, что не может рассказывать все. Несомненно, они тоже это понимали. Но Боб чрезмерно много времени – по стандартам обычной военной доктрины – уделял изложению причин своих приказов и требовал, чтобы командиры взводов и рот так же поступали со своими людьми.
– Тогда, если вам отдадут приказ, не объясняя причин, вы будете знать, что на объяснения нет времени и надо действовать, – но причина есть, и вам бы сказали о ней, если бы была возможность.
Однажды Сурьявонг пришел понаблюдать за учениями, а потом спросил Боба, не рекомендует ли он обучать подобным способом всю армию.
– Ни в коем случае, – ответил Боб.
– Если тебе это годится, почему не пригодится повсюду?
– Обычно это не нужно, а времени на это нет, – сказал Боб.
– Но у тебя оно есть?
– Эти солдаты призваны делать невозможное. Их не пошлют удерживать позицию или наступать на окопы противника. Их пошлют на сложные и трудные задания прямо под носом у врага, в обстоятельствах, когда они не смогут запрашивать инструкций, а должны будут сами принимать решения и выполнять задачу. Это будет невозможно, если они не будут понимать смысла полученных приказов. А чтобы до конца доверять командиру, они должны знать, как командир думает, – чтобы компенсировать неизбежные слабости своих командиров.
– И твои слабости? – спросил Сурьявонг.
– Как ни невероятно, Сурьявонг, у меня тоже есть слабости.
Эти слова заслужили едва заметную улыбку от Сурового – редкий приз.
– Болезни роста? – спросил Сурьявонг.
Боб поглядел на свои брюки. Ему уже два раза шили новый мундир, и сейчас придется шить в третий раз. Он сейчас был почти такого роста, как был Сурьявонг полгода назад, когда Боб приехал в Бангкок. Нет, рос он безболезненно. Но его волновало, что рост никак не был связан с другими признаками созревания. И вообще, почему после всех этих лет отставания его организм решил нагнать?
У него не было проблем взросления – ни неуклюжести от того, что конечности достают теперь дальше, чем было привычно, ни прилива гормонов, который затуманивает здравое суждение и отвлекает внимание. А если он вырос настолько, что сможет носить лучшее оружие, то это только в плюс.
– Надеюсь когда-нибудь стать красавцем вроде тебя, – сказал Боб.
Сурьявонг хмыкнул. Боб знал, что Суровый воспримет это как шутку. И еще он знал, что в более глубоком слое сознания эти слова будут восприняты буквально, как всегда у людей бывает. А это было важно – постоянно поддерживать у Сурьявонга уверенность, что Боб уважает его положение и не пытается его подорвать.
Прошли месяцы, и Боб смог представить Сурьявонгу рапорт с длинным списком заданий, которые могут исполнить его люди в любой момент. Это был рапорт о готовности.
Потом пришло письмо от Граффа – Карлотта переслала его, как только получила. Петра жива. Скорее всего, она в Хайдарабаде с Ахиллом.
Боб немедленно известил Сурьявонга, что некий источник его друга подтверждает заключение пакта о ненападении между Индией и Пакистаном и отвод их войск от границы между ними. При этом Боб выразил мнение, что в течение трех ближайших недель гарантировано вторжение в Бирму.
Что же до других поднятых в письме вопросов, утверждение Граффа, будто Петру могло привлечь дело Ахилла, было, конечно же, абсурдным. Если Графф действительно так думает, то он не знает Петру. Боба обеспокоило другое: Петра так тщательно нейтрализована, что кажется, будто она с Ахиллом заодно. Эта девочка всегда прямо говорила, что у нее на уме, не задумываясь, какие последствия навлечет на себя. Если она замолчала, значит она отчаялась.
Получает ли она письма? Или Ахилл отрезал ее от информации настолько тщательно, что она даже не может выйти в Сеть? Это объяснило бы отсутствие ответа. Но все же Петра привыкла выстаивать одна, и ее молчание это не объяснило бы.
Может быть, это ее стратегия для достижения верховенства. Молчание, чтобы Ахилл забыл, как она его ненавидит. Хотя она достаточно хорошо его теперь знает и понимает, что он не забывает никогда и ничего. Молчание, чтобы избежать еще более глубокой изоляции? Возможно. Даже Петра может подержать язык за зубами, если каждое сказанное слово еще сильнее отрезает ее от информации и возможностей.
И наконец Боб стал рассматривать возможность, что Графф прав. Петра всего лишь человек. Она боится смерти. И если она видела гибель двух своих охранников в России и если Ахилл убил их собственными руками – во что Боб вполне был готов поверить, – то Петра столкнулась с тем, с чем никогда до тех пор дела не имела. Она могла пререкаться с дураками-командирами и учителями Боевой школы, потому что там худшее, что ей грозило, – выговор. Имея дело с Ахиллом, приходилось бояться смерти.
А страх смерти меняет взгляд человека на мир, Боб это знал. Первые годы жизни он прожил под действием этого страха. Более того, значительная часть его жизни прошла именно под властью Ахилла. Даже никогда не забывая о той опасности, которую представлял собой Ахилл, Боб иногда не мог не подумать, что Ахилл не такой уж плохой парень, что он хороший лидер и действует храбро и дерзко ради своей «семьи» уличных бродяг. Боб им любовался и у него учился – до той самой минуты, когда Ахилл убил Проныру.