Тень иллюзиониста
Шрифт:
Директор пробился сквозь текущий ему навстречу людской поток и остановился у двери. Он постучал один раз, но не получил ответа. Тогда он постучал еще, и еще, и стучал до тех пор, пока Беато ему не открыл.
— Извините за беспокойство. Я директор цирка, который недавно приехал в село.
Беато ничего не ответил.
— Я видел ваш трюк. Восхитительно.
— Это не трюк, — отрезал Беато.
Директор на несколько секунд замялся.
— Ладно, пусть будет по-вашему… Я подумал, что, возможно, вы захотите работать с нами, пока мы здесь. Так мы не будем переманивать друг у друга публику.
Беато поверх головы директора бросил взгляд на возбужденных людей, которые расходились по домам.
— Да, конечно, — сказал он с иронией. — Нам не стоит переманивать друг у друга публику.
— Так
— После сиесты я к вам зайду, — пообещал Беато. Он попрощался и исчез за облупленной дверью.
Беато появился возле шатра в пятнадцать минут восьмого. Директор провел его внутрь и представил всех артистов. Беато пожал руку мужчинам и галантно поцеловал руку у женщин. Все осмотрев, он вышел с директором из шатра и сказал:
— Хорошо. Я попытаюсь перевезти сюда повозку.
Ровно в восемь прибыла повозка Беато, следом за ней двигалась толпа почитателей его таланта. Было столько людей, что пришлось поставить дополнительные скамейки и несколько рядов стульев возле арены, и все равно многие были вынуждены сидеть на деревянных ступеньках в проходе. В тот вечер все артисты выступали с небывалым вдохновением в переполненном зале. Однако Беато превзошел всех, показав несколько поистине чудесных номеров. Сначала он наполнил водой бутылку, а зрителям раздал стаканы. Затем он прошел по рядам, принимая смешную позу услужливого официанта, и спрашивал у каждого человека со стаканом, какой напиток он желает. «Вино», — говорила женщина, и из бутылки лилось превосходное красное вино. «Шампанское», — говорила другая, и из той же самой бутылки появлялось шампанское. «Виски!», «лимонад!», «ликер!», «джин!», — кричали люди. Бутылка никогда не опустошалась и удовлетворяла запросы всех присутствующих. Затем Беато расстелил на сцене цветную скатерть и достал из-под нее пляжный мяч, котелок с дымящейся похлебкой, из которого шел пар, а также ребенка, который незадолго до того сидел рядом с матерью на последнем ряду. У мужчины со скептическим выражением лица он попросил обручальное кольцо. Он вложил кольцо в пистолет, сказал, чтобы открыли занавес на выходе из цирка, и выстрелил. Мужчина схватился за голову. Тогда Беато достал деревянную шкатулку и открыл ее. Внутри сидел белый голубь и держал в клюве кольцо. Потом Беато загипнотизировал зрителей. Он приказал всем встать, а затем каждому найти и поцеловать человека, самого любимого на свете. На рядах началась свалка, мужчины пытались обнять чужих жен, женщины целовали своих бывших любовников, а законные супруги не могли найти свои половины. Щелчком пальцев Беато восстановил порядок, и все вернулись на свои места, не помня о том, что произошло.
Беато выступал в цирке в течение недели, пока тот оставался в поселке. В перерывах между представлениями он дал цирковым артисткам все то, что они не смогли получить от Голиафа. Последнему они не оставили ничего, кроме презрения и новой славы великана-импотента. Голиаф пал жертвой своей верности и перестал быть героем женщин. Наконец Беато собрался уезжать, отказавшись от многократных предложений директора остаться с цирком. Перед отъездом он пришел в грузовик Голиафа и предложил тому отправиться с ним.
— Мы можем помочь друг другу, — сказал он. — Мой фургон — развалина, и мне нужен помощник. Я сам уже не справляюсь. Я знаю, ты ищешь женщину, увлеченную цирком. Поверь мне, я передвигаюсь гораздо быстрее и привлекаю больше людей, чем любой цирк. Так ты скорее ее найдешь. Что скажешь?
Голиаф уже полтора года путешествовал в неспешном ритме, навязанном ему цирком, и до сих пор не обнаружил и следа Беатрис. Поэтому он, развенчанный герой женщин, принял предложение Беато, мужчины, который его развенчал. Они отправились в путь в солнечное утро понедельника. Голиаф расценил свою новую должность и яркое сияние солнца над головой как безошибочные знаки грядущих перемен.
Беатрис
1
Она сама не верила, что когда-нибудь любила Паниагуа. Но она восприняла его появление в своей жизни с надеждой, как дуновение
Беатрис убедилась в том, что не любит Паниагуа, в тот день, когда отец застал их после скачек, готовых слиться в поцелуе, и не проронив ни слова, схватил Паниагуа за руку, притащил в кафе и там засыпал вопросами. Когда Беатрис подходила к ним, она невольно услышала спонтанное признание Паниагуа в любви к ней. В этот момент она почувствовала раздражение, не потому, что он вслух говорил о своей любви, а потому, что он говорил это под давлением авторитета ее отца. Паниагуа добровольно подчинился той же непреклонной силе, которая управляла и ее жизнью, и этого она не могла вынести.
— Молодой человек, без сомнения, понравится Иерониму! — воскликнул отец. И эти слова положили конец тем счастливым дням, когда их отношения не были достоянием общественности.
Закончились встречи тайком, забавные и непринужденные разговоры. Одобрение Иеронимом их отношений предполагало жесткое следование установленным правилам, скучную официальность и в конечном счете создание образцовой семейной ячейки. Вследствие неуместного признания Паниагуа и робости их обоих события приняли неожиданный поворот, а Беатрис прониклась к молодому человеку отвращением. Не имея достаточной смелости на бунт, она согласилась танцевать с Голиафом, чтобы отвлечься от постылого и беспросветного существования, которое было ей в тягость. Но опять же на месте Голиафа мог быть кто-то другой, роль временного спасителя мог сыграть любой мужчина. Когда Беатрис пошла танцевать с Голиафом, она даже толком его не рассмотрела. Она покорно прошла за ним в зал и отрешенно, с закрытыми глазами, танцевала вальс. Их танец прервал друг семьи, верный стражник ненавистного ей мира, от которого она пыталась найти спасение в огромных объятиях Голиафа. Она молча позволила провести себя за руку меж танцующих пар, вниз по лестнице и домой.
Когда с утра она услышала стук гальки об окно своей спальни, то подумала, что это шутят друзья, которые не могли угомониться всю ночь. Она поднялась с кровати, еще до конца не проснувшись. Под окном ее ждал Голиаф. Она узнала его по росту и по непропорционально большим рукам. Она впервые обратила внимание на странные формы его гигантского тела, его румяное и безбородое лицо. От нее не ускользнули и его глаза, горевшие решимостью, и сжатые кулаки, говорившие о твердом намерении бороться за нее, чего бы это ни стоило. Перед ней был не на шутку влюбленный мужчина, который собирался вытащить Беатрис из болота ее существования, мужественный защитник, чье место не могло быть занято никем и кого она могла в конце концов полюбить. Когда он спросил, не хотела бы она увидеться на следующий день, она ответила «да», громко, твердым голосом, и тысячу раз повторила это «да» про себя.
2
Как-то вечером они что-то ели, болтая ногами в прозрачной воде ручья, и Беатрис рассказывала о своем увлечении цирком. Все друзья девушки знали, что это ее страсть и она ходит на представления при любом удобном случае. Все полагали, что ее привлекают цветные огни, барабанная дробь, возвещающая о самых опасных моментах, волшебные трюки. И хотя все это ей тоже нравилось, она ходила в цирк из зависти. Там работали люди, которые в отличие от нее могли по своему желанию распоряжаться жизнью: эквилибрист, без страховки шагающий по канату, человек-пуля, в полете пронзающий купол цирка, акробат, крутящий в воздухе тройное сальто, уверенный, что будет пойман. Глядя на них, Беатрис чувствовала, что она не хозяйка самой себе. Она ощущала себя трусливой, неспособной кинуться в пропасть своих собственных желаний.