Тень иллюзиониста
Шрифт:
В начале выступления его нервы были натянуты до предела. Тем не менее он быстро привык к тому, что находится в центре внимания публики, которая преклоняется перед его силой и видит в нем не бесполезного верзилу, а силача, способного гнуть пополам железные бруски и поднимать неимоверные грузы. Он повторил по памяти все выступление Атласа, в том числе финальный номер, который состоял в следующем: силач вставал в центре арены, скрестив руки на груди, и просил зрителей, чтобы те попытались сдвинуть его с места, чего, естественно, никому не удавалось сделать. Легко войдя в роль цирковой звезды, Голиаф пригласил спуститься детей из зала. Когда они высыпали на арену, он оставил десятерых. Остальные же под аплодисменты вернулись на свои места. Голиаф наклонился и встал на колени, а
Голиаф ушел с арены обессиленный, но счастливый. За кулисами его поджидали товарищи с поздравлениями. Успех выступления был потрясающим, и с этого дня по приказу директора Голиаф наравне с Атласом занимал в цирке официальный пост силача.
4
Цирк распахнул перед Голиафом объятия и принял в свою большую и дружную семью. С цирком он объехал всю страну, втыкая сваи, крепя балки, вытворяя чудеса с помощью своих удивительных мускулов — и постоянно высматривая среди полутемных зрительных рядов Беатрис. И хотя он не нашел женщину (его безграничная любовь превратила Беатрис в идеал, некую квинтэссенцию женственности, неповторимую и единственную в своем роде), он по крайней мере узнал кое-что о женщинах, этих жалких подобиях, этих грубых суррогатах Беатрис.
Он узнал, что безразличие мужчины вызывает у женщин большой интерес. Никак иначе он не мог объяснить свой поистине неслыханный успех среди женского коллектива цирка.
Поначалу, когда он только появился, женщины, видя его полное к ним равнодушие, решили, что белокурый великан отдает предпочтение мужчинам. Эти слухи достигли ушей Голиафа гораздо позже, женщины его тогда уже боготворили, а конец слухам положил тот вечер, когда он появился на арене цирка в роли силача. Его рев во время поднятия тяжестей и демонстрация незаурядной физической силы были расценены как неоспоримое доказательство мужественности. Подобный ход мысли примитивен, но для артистов цирка телесная мощь никак не сочетается с любовью к мужчинам. Таким образом, эта причина была исключена, но что же тогда служило препятствием для его отношений с женщинами, что?
Паула, акробатка, известная в цирке своей сексуальной ненасытностью и пристрастием к экзотическим любовным позициям, пришла к нему в ту самую ночь с твердым намерением проникнуть в его тайну, а заодно и подарить ему свои ласки. То был изнурительный день. Рытье рва, неразбериха, вызванная заменами актеров, дебют на арене — все это вместе с дождем и холодом основательно вымотало Голиафа. После выступления он попросил разрешения удалиться в свой грузовик и отдохнуть. Там он повалился на поролоновый матрас, укрылся несколькими одеялами и уснул. Паула разбудила его поцелуем в ушко, который эхом отдался у него внутри и заставил его подскочить на кровати. Белокожая и пышнотелая, в халате, распахнутом до пупка, она обнажила перед его лицом крепкие и округлые груди. Безо всяких предисловий она выскользнула из халата и рывком откинула в сторону одеяла. Прильнув к Голиафу и положив свою руку ему между ног, она стала покусывать мочку его уха. От уха перешла к шее, от шеи к груди. Голиаф попытался ее отстранить.
— Паула, нет. Это нехорошо.
Паула посмотрела на него растерянно. Ее грудь тяжело вздымалась.
— Я люблю другую женщину, — признался Голиаф.
Паула улыбнулась. Это неважно, говорила ее озорная улыбка, много раз она одаряла ласками мужчин, которые любили другую женщину или вообще никого не любили. Она наклонилась к нему и попыталась снова его поцеловать. Она хотела ему показать, что любовь не имеет ничего общего с тем, что может произойти между ними, что они могут получать наслаждение друг от друга, не изменяя своему сердцу. Но Голиаф во второй раз ее отстранил. По лицу Паулы пробежала тень раздражения. Тогда Голиаф медленно приподнялся на постели, немного подумал и начал свой
5
Скоро все женщины цирка знали о том, что Голиаф влюблен. И еще о том, что, несмотря на это, Пауле удалось его соблазнить благодаря своему огненному темпераменту и умению принимать эффектные завлекательные позы. Эта последняя новость перечеркивала действительность, реальные факты, о чем сам Голиаф даже не догадывался. Впоследствии, когда Беато рассказал ему о россказнях женщин, Голиаф пришел к следующему выводу: взгляды мужчин и женщин на действительность совпадают далеко не всегда.
Нельзя сказать, чтобы причиной этого расхождения, этой загадочной двойственности была ложь. Когда подруги расспрашивали Паулу о том, как все было у них с Голиафом, она не солгала. Она просто опустила часть правды. Она рассказала о его безграничной любви к Беатрис, о его неустанном поиске. Но когда ее спросили, удалось ли ей соблазнить Голиафа, Паула таинственно улыбнулась и промолчала. Этого оказалось достаточно. Молчание и улыбка позволили слушательницам создать параллельную реальность, столь же осязаемую, имевшую такое же право на существование, как и реальность Голиафа. Правда, вновь созданной реальностью обладали только женщины, и она казалась им крайне привлекательной по двум причинам. С одной стороны, они встретили мужчину, наделенного редкой способностью любить беспредельно, что, конечно, должно было вызвать у женщин чувство благоговения, но в то же время окутать Голиафа ореолом недоступности. Однако своим молчанием Паула дала подругам понять, что если сердце Голиафа для них было бесповоротно потеряно, то его тело было еще вполне свободно.
Примеру Паулы последовали другие женщины. Со всеми ними Голиаф вел себя так же, как с пылкой акробаткой. Его любовь к Беатрис была слепой и не подлежала обсуждению, а такое чувство всегда влечет за собой обожествление возлюбленной. Ни одна другая женщина не могла запустить в нем тонкого механизма чувственности, другие женщины его не интересовали, другие женщины не существовали для Голиафа. Все, кто навещал его в грузовике, выходили оттуда разочарованными, но ни одна не призналась, что не сумела его соблазнить. Несуществующая реальность женщин стала общепризнанной и погребла под собой реальную правду Голиафа. Таким образом, безбородый Голиаф, силач-великан, телесная глыба, превратился в героя-любовника, так ни разу и не дав им вкусить своего тела.
6
Однажды цирк приехал в село на праздники. Шатер устанавливали медленно из-за сильного ветра, поднимавшего тучи пыли, — работать приходилось почти вслепую. Вечером артисты устроили небольшое шествие по улицам села и под звуки барабана и литавр известили людей, что на следующий день, в воскресенье, в пять часов, состоится первое представление. Работа по установке цирка шла беспрерывно до самой ночи и завершилась только к утру. Позавтракав, все разбрелись по вагончикам, чтобы подготовиться к представлению.
Время близилось к пяти часам вечера, а зрители и не думали появляться. В четверть шестого к кассе приплелся мужчина, весь подбородок у него был в слюнях, а штаны забрызганы мочой. Он требовал, чтобы ему показали клоунов. Не на шутку обеспокоенный, директор отправился в поселок выяснять, в чем дело. Он шагал по пустынным улицам, мимо молчаливых каменных домов, пока где-то вдалеке не уловил шум. Он пошел в направлении звуков. С каждым шагом шум усиливался и видоизменялся. Когда директор вышел на другой край поселка, он отчетливо различил звук аплодисментов. Посреди площади, набитой людьми, на деревянном помосте стоял Беато. Рядом с ним, лицом кверху, плавал в воздухе спящий мужчина. Беато поднял руку. Аплодисменты стихли. Он положил ладонь под голову мужчины и легонько толкнул ее вверх, так что ноги его стали опускаться и наконец все тело приняло вертикальное положение. Тогда Беато щелкнул пальцами, и мужчина пришел в себя. Потрясенный, он смотрел на своих соседей, которые ему аплодировали, и растерянно улыбался, поправляя на голове берет. Беато сделал легкий реверанс и распрощался с публикой до вечера. Он спустился с подмостков и исчез в глубине повозки.