Тень Императора
Шрифт:
Сколь ни поразительны были на первый взгляд чужие обычаи, в каждом из них, безусловно, имелся глубокий смысл. Раз уж матери-мемфи сами ратуют за наказание блудливых дочерей смертью, то какое право имеет вступаться за них чужеземец? Разговорившись об этом с одной из пожилых женщин, Эврих узнал о том, что всем мемфи, да и другим скотоводам известно: у белого буйвола и белой коровы может родиться пятнистый или черный теленок, ежели прежде её покрывал самец такого же окраса. Даже если та после этого не понесла. Но коль скоро это справедливо для буйволов, то почему бы не быть справедливым и для
Афарга вскрикнула, и Эврих, оторвав взгляд от раскаленных угольев, обнаружил двух мужчин, неслышно приблизившихся к костру и остановившихся в кругу света. Один из пришедших - невысокий, кривоногий крепыш в полосатом саронге - походил на зажиточного купца из Мванааке, второй - в маронговом панцире, с кривым мечом у пояса - был, по-видимому, его телохранителем.
– Что угодно почтенному торговцу от скромного чужеземного лекаря?
– вежливо обратился Эврих к крепышу, поднимаясь с циновки навстречу пришедшим.
– Меня зовут Гитаго. А это... э-э-э... Литс. Кривоногий изобразил на лице некое подобие улыбки.
– Я бы не посмел нарушить отдых уважаемого врачевателя, кабы не имеющееся у меня к нему дело...
– Кто-нибудь из сопровождавших тебя людей занедужил в дороге или я нужен тебе самому?
– Эврих сделал Афарге знак принести гостям циновки, но девица не двинулась с места. Уставившись на Гитаго остекленевшим взором, она живо напомнила арранту замершую при виде змеи птицу, и в душе его зародилось смутное предчувствие беды.
– Достойный... э-э-э... чужеземец. Я пришел к тебе, прослышав, что ты выиграл у Зепека рабыню с неснимаемым ошейником. По описанию видевших её людей, девица эта исключительно похожа на рабыню, сбежавшую от меня на этом самом Торжище год назад.
– Гитаго вновь выдавил из себя улыбку и указал на Афаргу.
– Теперь я собственными глазами убедился, что к тебе попала сбежавшая от меня девка. Она, как видишь, тоже меня признала.
Аррант покосился на девушку. О да, она узнала своего бывшего господина, но это определенно не доставило ей ни малейшего удовольствия, а точнее, перепугало до полусмерти.
Видя, что лекарь все ещё не понимает цели его прихода, Гитаго скорбно сложил брови домиком и перешел непосредственно к делу:
– Согласно законам империи, с которыми ты, чужеземец, знаком, быть может, не слишком хорошо, сбежавший раб должен быть возвращен хозяину вне зависимости от того, сколько времени ему удавалось от него скрываться.
– Хм!..
– Эврих поморщился и, дабы выиграть время, пробормотал, что действительно недостаточно хорошо знаком с законами Мавуно.
– Ты можешь поверить мне на слово, но, если его окажется недостаточно, я приведу к тебе полдюжины купцов из Мванааке, которые подтвердят справедливость сказанного мною. Они засвидетельствуют также,
На мгновение аррантом овладело искушение махнуть на все рукой и, во избежание грядущих неприятностей, вернуть Афаргу её бывшему хозяину, но лицо девушки при последних словах Гитаго выразило такие ужас и отчаяние, что он прикусил язык и с надеждой поглядел на Тартунга. Парень пожал плечами, то ли не желая ему помогать, то ли не зная, чем тут можно помочь.
– Я выслушаю твоих товарищей-купцов, но прежде переговорю с высокочтимым Газахларом, прекрасно знающим все законы империи, - сухо промолвил Эврих, только теперь наконец уяснив, почему Зепек стремился во что бы то ни стало избавиться от Афарги до приезда на Торжище купцов из Города Тысячи Храмов. Как ни крути, а ранталук обвел его вокруг пальца, и карканье Тартунга следовало признать пророческим.
– Очень хорошо. Я знал, что арранты - цивилизованный, законопослушный народ и мы сумеем легко уладить это дело.
– Гитаго впервые за весь разговор улыбнулся вполне искренне и хотел уже было распрощаться с Эврихом, когда в разговор неожиданно вмешался Тартунг:
– Я был рабом и знаю кое-что о законах, по которым их продают и покупают. Один из них гласит: если раб, потерявшийся или сбежавший от своего господина, целый год проживет у нового хозяина, то прежний теряет право требовать его обратно.
– Э-э-э...
– Гитаго нахмурился, пожевал губу и, метнув в Тартунга испепеляющий взгляд, изрек: - Закон такой имеется, однако Афарга не прожила год у этого ранталука...
– Разве?
– усомнился Эврих, с некоторым запозданием сообразив, что видит перед собой жулика, человека, глубоко убежденного в том, что лекарей, художников, ученых и прочую не относящуюся к торговому сословию братию можно и должно обманывать при всяком удобном случае.
– Разумеется, не прожила! Кроме того, этот... Зепек не житель империи! И следовательно нельзя считать, что Афарга находилась у него в рабстве!
– А где же она находилась?
– поинтересовался аррант, от души наслаждаясь неуклюжей изворотливостью кривоногого купчины.
– И с каких это пор Красная степь перестала быть частью Мавуно?
– Но сам-то Зепек себя подданным империи не считает, и, значит, на него наши законы не распространяются!
– выпалил Гитаго очередную несообразность.
– Тогда эти законы не распространяются и на меня, - заметил Эврих, отчетливо сознавая, что купец по какой-то причине страстно желает заполучить Афаргу обратно, и разговор этот - всего лишь проба сил перед настоящим поединком.
– Ну что ж... Мне... э-э-э... говорили, что арранты - редкостные крючкотворы, и напрасно я этому не верил, - проблеял Гитаго, меря Эвриха с ног до головы уничижительным взглядом.
– Сдается мне, однако, что я знаю средство, способное восстановить попранную справедливость. Афарга, ты скоро вернешься в мой шатер и продемонстрируешь мне все то, чему успели научить тебя ранталуки, - многозначительно пообещал он и, отвесив Эвриху издевательский поклон, двинулся прочь от костра. Безмолвный телохранитель растворился во тьме следом за своим господином.