Тень, ключ и мятное печенье
Шрифт:
Дочь старой ведьмы уже спустилась по лестнице, сжимая в руке вторую балясину, и теперь обходила их справа. Хозяйка дома приближалась слева.
– Наша смерть вам ровным счётом ничего не даст, – посчитал нужным предупредить их сыщик. – Шкатулка и дневники уже не в мастерской Меершталя.
– Наплевать, – от прежнего медлительного и тяжёлого шага не осталось и следа, Элиза Остен кинулась вперёд стремительно, будто была юной девушкой. Ла-Киш, успевший подняться на ноги, бросился в одну сторону, Лайош в другую. Сюретер на ходу взмахнул тростью, попав по руке старухи, но набалдашник со
– Мадам! Что происходит? Мадам!
Шандор тем временем увернулся от первого удара балясиной, но получил второй в правое предплечье, и следом третий – в правое бедро. Выругавшись, сыщик перехватил руку мадемуазель Остен и резко вывернул её. Женщина вскрикнула, разжала пальцы и выпустила свое импровизированное оружие. Лайош с силой оттолкнул её от себя, пинком отправил в угол комнаты балясину и развернулся к Элизе Остен, вытаскивая из кобуры револьвер.
Старуху это ничуть не смутило: она мимоходом сорвала кусок перил и запустила им в сыщика, собиравшегося открыть огонь. Шандор, ругаясь, отскочил в сторону, но массивный деревянный элемент всё-таки попал в него, опрокинув навзничь. Лайош приложился затылком об пол, в ушах загудело, глаза на мгновение заволокла тёмная пелена. На фоне опутанной паутиной люстры вырос силуэт Элизы Остен, заносящей ногу – она, видимо, решила попросту раздавить голову врага.
Под колено старой ведьмы врезался набалдашник трости: Ла-Киш вложил в удар всю свою силу, и на этот раз достиг цели. Женщина вскрикнула, пошатнулась и завалилась на бок. Шандор, вставший на четвереньки и пытающийся теперь подняться на ноги, услышал оклик сюретера:
– Осторожно!
Чисто инстинктивно сыщик перекатился влево, в ту сторону, куда он чуть раньше оттолкнул младшую Остен. Женщина споткнулась о него и упала на пол. Длинная, похожая на спицу шпилька, вылетела из её руки и с лёгким звоном заскользила по паркету. Ворча что-то себе под нос, Лайош навалился на отчаянно отбивающуюся противницу, пытавшуюся расцарапать ему лицо, и рукоятью револьвера не сильно, но уверенно, стукнул женщину в висок. Мадемуазель Остен тут же обмякла.
Пошатываясь и взводя курок, Шандор поднялся на ноги, держа на прицеле Элизу, однако та не шевелилась. «Доспех» продолжал время от времени издавать характерное шипение клапанов, выпускающих пар, но хозяйка Рэд-Мэнор оставалась неподвижной.
– Что с ней? – спросил Ла-Киш. – Она ведь не могла сильно ушибиться, падая с такой небольшой высоты.
– Понятия не имею, – пробормотал Лайош, снова трогая разбитую губу и морщась. – У вас есть с собой кандалы?
– Я же не констебль и не провожу задержаний в одиночку.
– Нужно вызвать подкрепление. И доктора. Мадам! – повысил голос Лайош. – Всё кончено, мадам. Пожалуйста, не осложняйте жизнь себе и нам. Если вы решите продолжать – я буду вынужден стрелять.
Мадемуазель Остен слабо зашевелилась. Ла-Киш перехватил свою трость, но женщина даже не попыталась подняться на ноги. Она медленно подползла к матери и перевернула её на спину: глаза Элизы были открыты, но смотрели не на дочь, а куда-то вдаль. На секунду, однако, взгляд сфокусировался, губы шевельнулись:
– Алоиза… – и «доспех», созданный для своей любовницы доктором Меершталем, в последний раз издал тихое шипение выпускаемого клапанами пара.
– Алоиза… – Лайош смотрел на спину женщины, сотрясавшуюся в рыданиях. – Вы не дочь Корбена Остена. Вы дочь Меершталя. Гарольд, – он повернулся к сюретеру. – Кажется, я знаю, что именно хранится в шкатулке. И где спрятан ключ от неё.
Алоиза с трудом, неуверенно опираясь на трясущиеся руки, поднялась с пола и повернулась к мужчинам. В глазах женщины, залитых слезами, полыхала такая ярость, что Шандор и Ла-Киш невольно вздрогнули.
– Будьте вы прокляты, – бросила она сквозь зубы.
* * *
Прошло не меньше получаса, пока в Рэд-Мэнор прибыло подкрепление. Под плач и причитания старой Агаты труповозка Канцелярии увезла тело Элизы Остен, а арестантский фургон – не проронившую больше ни слова, ни слезинки, Алоизу. Несколько констеблей методично обыскивали дом, а сыщик и сюретер стояли теперь у маленького колумбария в дальнем конце сада.
По указаниям Ла-Киша, один из констеблей ломиком отбил цемент на плите с именем «Корбен Остен». Шандор достал урну с прахом и осторожно поднял крышку.
– Я был прав, – вздохнул он, показывая наполовину утонувший в серой пыли ключ.
– Так что в шкатулке? – спросил сюретер.
– Вы ведь знаете, что по закону всё имущество убийцы переходит после его смерти во владение города? – поинтересовался Лайош. – Если бы дневники нашли – Роуз-Холл, не зависимо от последней воли доктора, был бы изъят. Думаю, поместье досталось городу случайно, Меершталь просто не успел обнародовать своё завещание. Оно в шкатулке, и по этому документу Роуз-Холл, скорее всего, переходит мадемуазель Алоизе Остен.
– Понимаю, – задумчиво протянул Ла-Киш. – Завещание должно было внезапно обнаружиться где-нибудь в нотариальных архивах, где оно «случайно» затерялось. Роуз-Холл изъяли бы у семьи Ульм и передали законной наследнице, а город выплатил бы компенсацию покупателям – но только за поместье. Никто не стал бы возмещать им затраты на ремонт. Ловко. Думаете, Элиза Остен именно для этого надела сегодня свой «костюм» – чтобы лично пробраться в соседский подвал и забрать оттуда дневники и шкатулку?
– Уверен, – кивнул сыщик. – И костюм убил её.
– Костюм? – непонимающе нахмурился Ла-Киш. – Как такое возможно?
– Меершталь проник в область знаний, ещё не известную науке. Он в самом деле научился соединять живую и неживую материю, а когда его любовница оказалась парализована, доктор попытался вылечить её, применяя ту же теорию. Так несчастная Оливия Уортинг стала одиннадцатым автоматоном. Но что-то пошло не так, загубленная жизнь девушки не смогла вылечить мадам Остен и вернуть ей здоровье, а созданный Меершталем костюм, похоже, не только многократно увеличивал силы женщины, но и одновременно сам питался ими. И в конце концов просто «выпил» её до дна.