Тень лосуна
Шрифт:
Вэйланд часто задавался вопросом, почему король решил жить в замке, ведь совсем недалеко стоял роскошный дворец, который был постоянной резиденцией для королевских семей на протяжении долгого времени. Замок был хорош и величествен снаружи, но совершенно не подходил для того, чтобы в нем жить. Ведь строился он как укрепление, как место пребывания в случае осады, поэтому здесь всегда было сыро, по всем помещениям гуляли сквозняки, да и красотой внутреннего убранства он не отличался, несмотря на то что некоторые залы расширили и украсили гобеленами, чтобы устраивать там пиршества.
Да еще и Тюремная башня… Она стояла совсем рядом и являлась частью замка. Неизвестно,
Отец Вэйланда, несмотря на свою королевскую кровь, был брошен в одно из подземных узилищ… И каждый раз при взгляде на Тюремную башню, Вэйланд невольно задавался вопросом, почему брата короля лишили даже такой малости – ожидать казни в верхних камерах.
Он старательно гнал от себя эти мысли, ибо ничего, кроме тоскливой безысходности они не приносили. Ответа на этот вопрос он не знал. Единственный человек, которого он мог спросить об этом, Генгрэд, либо отмалчивался, либо старался перевести разговор на другую тему. Поэтому Вэйланд старался убедить себя, что это не его дело, и нужно, видимо, смириться с тем, что он никогда не узнает всей правды. А может, она и не нужна вовсе, эта правда? Однако эти мрачные мысли давили на него своей гранитной тяжестью, пока он проезжал по узким улочкам, с домами, которые буквально нависали над ним. Но как только Вэйланд оказывался на широком проспекте, выныривая из затхлости, серости и грязи в царство света и свежего воздуха, тяжелые мысли отступали и затаивались где-то в своем укрытии, чтобы настигнуть его вновь, когда перед глазами предстанет величественная Тюремная башня…
Центральные улицы города были застроены богатыми лавками, домами зажиточных горожан и пестрели яркими красками, притягивая к себе восхищенные взгляды. Здесь бурлила жизнь: двигались нескончаемые потоки людей, о чем-то вещали глашатаи на площади, мчались изящные кареты и живописные кавалькады – все это куда-то устремлялось и спешило…
Уже подъезжая к дому, Вэйланд заметил в мутном окне трактира давешнего толстяка-лжеаристократа, который показывал всем присутствующим мертвую голову воруса и, размахивая руками, что-то живо рассказывал. Развернув лошадь, Вэйланд направился к трактиру.
Тихонько войдя и сев за спиной толстяка, который держал голову твари, паж решил послушать его лживые россказни.
– … и эта тварь бросалась на меня, на самого Гарета! И из-за того, что я боролся с ней голыми руками, пришлось бить ее прямо головой, от этого у меня и разбито лицо, но как только она начала слабеть от моей хватки, я выхватил свой меч и всадил его прямо в голову! – увлеченно живописал толстяк, - и сразил ее наповал! Вот это и отличает меня от простого люда, поэтому я теперь – знать! – хвалился самозванец.
– А лапы его вам шкуру не попортили, ваше недоблагородие? – поинтересовался Вэйланд.
– Да какой там, все четыре поломал одну за другой! – не заметив издевки, отвечал Гарет.
– Жаль, что у воруса их шесть, и все аристократы об этом знают, ведь о них рассказывают на занятиях, - негромко сказал паж.
Гарет резко развернулся и тут же узнал своего давешнего врага:
– Ах ты, гаденыш, я думал ты уже в другое королевство убежал после вчерашнего.
– Ты не настолько сильно воняешь, чтоб убегать от тебя так далеко. А вот голову, которую ты украл, надо бы вернуть, - спокойно, но с нажимом произнес Вэйланд.
– Э, да это же сынок рейвудской шлюхи и братца короля, который хотел его убить, да ничего у него не вышло! – выкрикнул кто-то из посетителей трактира.
– Ах ты, тварь ничтожная! Да как ты вообще смеешь разговаривать со мной, аристократом, без должного почтения! Ладно! Я сегодня добрый. Поцелуй мой сапог и вали отсюда, – развалившись на стуле, развязно проговорил толстяк, пытаясь закинуть на стол ногу в грязном сапоге.
Поняв, что про битву с ворусом рассказ окончен, народ разбрелся по трактиру. Рядом с Гаретом осталась пара-тройка его прихлебателей, которые были с ним в недавней потасовке в придорожной харчевне.
– Поцеловать и можно уйти? Только и всего-то? – с кривой ухмылкой переспросил Вэйланд.
– И побыстрее! А потом - можешь валить к свиньям собачьим! – произнес один из прихлебателей, обнажив гнилые зубы и демонстрируя в рукаве широкий кривой нож.
Доставать оружие в столичном трактире, даже такого невысокого уровня, как этот, могли себе позволить только полные идиоты. Убийство каралось смертной казнью, и даже если по счастливой случайности убийца избегал страшного наказания, он становился изгоем. С ним не общались, не имели никаких дел, ибо какие могут быть дела с человеком, который отнял жизнь не на поле битвы? Особенно серьезно отстаивали соблюдение этого непреложного закона банкиры и богатые купцы. А если учесть, что истинная власть в любом королевстве сосредоточена в руках самых богатых людей, то понятно, почему закону этому следовали все неукоснительно. Надо признать, это позволяло сохранить относительный порядок в столице.
В голове Вэйланда все еще звучали оскорбительные слова, сказанные в адрес его доброй и несчастной матери. Он подошел к Гарету:
– Говорить мне с вами недосуг, да и о чем такая чернь, как я, может говорить с таким высокородным господином, как вы, поэтому примите вот это, - далее его кулак, повторяя вчерашнюю траекторию, вновь угодил прямиком в переносицу, отчего толстяк вместе со стулом повалился на пол и затих.
Приятели Гарета кинулись к Вэйланду, пытаясь взять его в кольцо, отрезав путь к отступлению. Юноша молниеносно оценил ситуацию и решил, что сможет управиться с этой кучкой жалкого отребья. Он швырнул стулом в того, что был пониже ростом и пожиже, и тут же развернулся к наступающему на него бритоголовому парню, встав в стойку, которой его обучили еще в детстве. К немалому его удивлению, парень принял ту же стойку. «Что ж, достойный противник», - мелькнула мысль, а в следующую секунду Вэйланд втянул голову в плечи и, заметив, что его противник, смещая корпус, переступил с ноги на ногу, ловко увернулся от прямого удара, и сам нанес удар противнику в челюсть. Бритоголовый рухнул, как подкошенный, но оклемавшийся от удара «пивной живот» уже был на ногах, а гнилозубый кружил вокруг, как гиена, сужая круги и пытаясь ударить ножом.
Не однажды участвовавший в уличных драках Вэйланд с легкостью увернулся от замаха ножом, нанес сильнейший удар ногой в грудь гнилозубому и начал отступать в сторону выхода. Это оказалось не так-то просто, так как толстяк, стремясь взять реванш, размахивал кулаками, как мельница, а бритоголовый уже поднимался на ноги…
Ситуация начала выходить из-под контроля, и Вэйланд выхватил меч из ножен, висящих на его ремне. Гарет сделал то же самое и, кивнув в сторону бритоголового, с угрозой произнес: