Тень мачехи
Шрифт:
— Грузчиков с высшим образованием заказывали? — деловито спросил Витька, шагнул в квартиру вслед за своим приятелем Назаром. Таня коротко поздоровалась и попросила:
— Вить, диван, кресла и стенку в большую комнату ставьте, пожалуйста. И дождитесь меня, мне к родителям надо. Простите!
— Тань, что случилось? С родителями что-то? Заболели?
— Потом! — крикнула Таня уже с лестницы. И выскочила из подъезда, едва не сбив с ног мужчину, несущего подмышкой аккумулятор от машины.
Позже она даже не могла вспомнить, как доехала в тот
— Ты чего носишься, как оглашенная? — недовольно спросила мать.
— Я поговорить хотела, — еле переведя дух, сказала Таня. — Можно?
— Ну, если ты одна, без толпы детдомовцев… — съязвила Елена Степановна, удаляясь в гостиную. Таня быстро скинула сапоги и прошла следом.
Мать уже сидела в кресле, перелистывая толстый глянцевый каталог одежды. Таня присела напротив.
— Мама, скажи, кто такая Пандора?
Вздрогнув, Елена Степановна подняла на Таню испуганный взгляд, но быстро справилась с собой. Ее лицо будто маской закрыло выражение равнодушия и скуки:
— Какая Пандора? — спросила она.
— О которой ты писала в своем дневнике, — не отступала Татьяна. — Я нашла его в бабушкиной квартире.
Мать скривилась и сказала с презрением:
— Это, как минимум, неприлично — читать чужие дневники.
— Прости, я случайно, — Таня раздраженно мотнула головой. — Скажи, кто это? Она твоя подруга, тоже жила в Ляпуново?
Мать бросила на нее странный взгляд — будто чувствуя облегчение.
— Ну да, была такая, — сухо ответила она и снова уткнулась в журнал.
— А почему Пандора? Это прозвище какое-то? — допытывалась Таня.
— Это я ее так называла, — нехотя сказала мать. — А что, красивое имя, ей оно шло. Но потом мы перестали… ммм… видеться.
— Почему? Мама, это важно.
— Не так уж важно, как тебе кажется, — отрезала мать. — Мы переехали сюда, она осталась в поселке. Считай, что судьба раскидала.
— Это как-то связано со мной?
— Почему ты всегда считаешь себя пупом Земли? — закричала мать. Раздраженно захлопнула журнал, с силой швырнула его на стол, но он скользнул и упал на пол с глухим шлепком, будто огромная жаба. — Не может быть всё в этой жизни связано с тобой, вертеться только вокруг тебя! Есть другие люди, у них свои жизни, и в этих жизнях могут происходить события, которые никак не связаны с твоим существованием. Даже в моей жизни было много таких событий. И в жизни твоего отца. Так бывает, пора бы тебе это принять!
Таня отпрянула от неожиданности:
— Мам, почему ты так разозлилась? — растеряно спросила она.
— Потому что не люблю вести идиотские разговоры.
Это прозвучало, как отговорка. Повисла тишина — Елена Степановна смотрела в темный экран телевизора, явно давала понять, что разговор окончен.
— А эта женщина со мной… занималась, играла? — снова попыталась Таня. И осторожно добавила. — Мне кажется, я ее помню.
— Нет, она не могла с тобой играть, — это прозвучало так, будто матери стало за что-то стыдно. Елена Степановна скривилась, будто от затаенных переживаний. Помолчав, добавила: — И вообще — ты была совсем маленькой, когда мы уехали. Ты не можешь ее помнить.
— Мама, пожалуйста, расскажи мне о ней! — взмолилась Татьяна.
— Нечего рассказывать! — отрезала мать. — Всё, надоело! Если ты только об этом хотела спросить, иди, мне некогда. Убираться надо!
Таня оглядела комнату: ни пылинки, все вещи на своих местах — впрочем, у матери всегда было так. Врёт она. Просто хочет ее выпроводить.
— А отец дома? — спросила Татьяна.
— Уехал к другу в Пермь, — сквозь зубы ответила мать. — Но если ты хочешь у него спросить про эту Пандору, пустой номер: он ничего нового тебе не скажет.
— У меня такое ощущение, что ты что-то скрываешь! — взорвалась Таня.
— Не ори! — подняла голову мать. — И скрывать тут нечего. Была у меня подруга… точнее, знакомая… точнее… ну, не важно! И все, нет ее!
— Умерла?
— Ну, можно и так сказать, — вздохнула мать. И спросила с подозрением: — А ты чего вообще к ней прицепилась?
Татьяна замерла. Рассказать ей?… Нет, мать и без того к ней вечно придирается, а если узнает о приступах, тут же запишет в сумасшедшие: безоговорочно и прочно. А Таня всё же надеялась, что когда-нибудь, каким-то чудом, они найдут с матерью общий язык. Пусть сейчас у них непростой период, но всё-таки… Когда-нибудь…
— Всё, иди, некогда мне, — Елена Степановна поднялась с кресла. — Давай я за тобой дверь закрою.
Татьяна молча вышла в прихожую, принялась обуваться. Мать стояла над ней, ждала. И вдруг спросила:
— Как здоровье у тебя?
— Нормально, — буркнула Таня.
— А с мужем что?
— Разводимся.
— Понятно, — пробормотала мать. И сказала — уже громче. — Рада, что у тебя все налаживается. И ты… Извини меня, за то, что не сдержалась тогда, в палате.
Таня потрясенно выдохнула. Она что, ослышалась? Мать ведь не извинялась раньше, никогда! Татьяна выпрямилась, взглянув ей в глаза. Но мать отвела взгляд, и сказала, открывая дверь:
— Ты хоть звони, не пропадай.
— Мам, я тебя простила, — невпопад ответила Таня. Елена Степановна кивнула, глядя в сторону, и Татьяна покорно шагнула за порог.
Вниз она сошла медленно, будто во сне. Добрела до машины, плюхнулась за руль. И не понимала, что поразило ее больше: то, что Пандора оказалась реальным человеком, или извинение матери.
А потом еще одна мысль вспыхнула молнией: «Если Пандора — обычная женщина, у меня нет никакого психического заболевания! Это что-то другое, как Янкин рассказ о ножах, страх перед которыми зародился в детстве — она просто забыла этот случай из-за сильного шока! А значит, что и я смогу вспомнить свой!»