Тень мачехи
Шрифт:
Адвокат покосился на Марину. Та, смутившись, сказала:
— Вот, набрала с зарплаты, — она явно пыталась оправдаться. И предложила: — Может, поужинате с нами?
— Спасибо, я сыт, — сухо сказал он. Попрощался и вышел за дверь.
Сожитель Марины так и сидел на кухне, даже не думая помочь ей с пакетами. Фирзина занесла их на кухню и зашептала, будто боясь, что Залесский услышит:
— Славка, чего он приходил?
— А-а, на понт меня взять хотел, — зло отмахнулся Никандров. — Думает, он здесь самый умный. Ну-ну, посмотрим… И на докторицу эту посмотрим. Слишком много эти шавки на себя берут.
____________________
*УПП — участковый пункт полиции
3
Засипевший
Он взял бритвенный станок и, надув щеку, провел первую линию — полоска гладкой кожи сверкнула чистотой. Еще рубашку погладить нужно… «Ч-черт, я же не вытащил их из стиралки!» — вспомнил он, и на душе стало еще гаже. Он недовольно вздохнул: дома-то подобных забот не было, Танька всем этим занималась. А с тех пор, как пришлось съехать на съемную квартиру, помнить обо всей этой хрени нужно было самому.
«Заведи себе бабу — будет стирать, убирать, готовить. Только выбирай домашнюю клушу, а не какую-нибудь звезду», — в памяти всплыли наставления многоопытного старшего брата, сказанные еще тогда, в Самаре. Но Макс всё же выбрал Алёну. Впрочем, даже она умудрялась о нем заботиться — правда, очень по-своему. Одежду сдавала в химчистку, для уборки приглашала соседку-пенсионерку. Вот шмотки ему покупать любила — это да, Макс даже начал забывать свой размер. И проблему питания решала оригинально. «Максик, ты голодный? Ужин на столе!» — радостно вопила она, когда Демидов возвращался с очередного перегона или из банка Сени Кречета. Запрыгивала на него, оплетала руками-ногами, впивалась в губы — и он запускал одну руку ей под майку, влипая пятерней в нежную, бархатистую кожу, а другой ладонью подминал ее крепкие, литые ягодицы. И, ощущая нарастающий жар в губах, груди и паху, нес этот живой клубок на кухню. Уже зная, что обнаружит там заказную пиццу, или курицу-гриль из соседнего ларька, или пакет из «Макдональдса» — но даже не посмотрит на них, пока не насытится своей Алёной.
Максим вытянул шею, придирчиво вглядываясь в зеркало. И удовлетворенно усмехнулся: ни пропущенных щетинок, ни порезов — хоть руки и дрожали, как у старика. «Надо прямо сейчас заехать в магазин, купить эту чертову пену, — решил он. — Третий день забываю… Кстати, и рубашку там куплю, да там же переоденусь».
Вытирая щеки переброшенным через плечо полотенцем, он наклонился и нехотя открыл стиральную машину. Из металлического люка пахнуло затхлостью, но он потянул за шкирку смятый ком одежды. Она вывалилась на кафельный пол. Верхняя рубашка осталась в руках — и Макс поднял ее, брезгливо принюхался. Бросил на пол — перестирывать надо. И не забывать вытаскивать вовремя!
«Вот у Таньки всё это отлично получалась. Но она как раз и была той самой клушей, о которой говорил брат», — отметил он с ноткой сожаления. И снова кольнуло изнутри непривычное, удивляющее его самого чувство: желание вернуться домой, к жене.
«Не будь идиотом! — сказал он себе с показной бравадой. — В Самару нужно возвращаться, а не к ней. Это же мечта, мужик, ты так долго к ней шел!»
И сожаление почти прошло — но внутри ворочался червяк, грыз, не давая успокоиться.
С нарочитой небрежностью Демидов забросил полотенце на вешалку, пнул холодный влажный ком, выпавший из стиралки, и вышел из ванной.
Съемная хата была студией — большим пространством, объединившим кухню и комнату. Когда хозяин показывал ее, Максу нравилось всё: и брутальные стены под крашенный известкой кирпич, и кожаный диван, горбившийся посреди комнаты черным монстром, и огромный телевизор напротив, и холодный блеск хромированной барной стойки с перевернутыми над ней коньячными бокалами. Но теперь понял, что, обжитым, это пространство потеряло свой шик. Здесь некуда было сложить вещи, и они расползлись по комнате неопрятными кучками. А диван в разложенном виде оказался почти непригодным для сна: глубокая впадина между сиденьем и спинкой заставляла ютиться на краю, да и белье соскальзывало с гладкой кожаной поверхности. Так что Макс постоянно просыпался злой: снизу было жарко и липко, потому что голая спина потела без простыни, а сверху — холодно, ведь за ночь одеяло оказывалось на полу.
А у Таньки в доме были только удобные вещи — он оценил это сразу же, как вселился. Да и сама она была удобной. И сейчас ведет себя, как порядочный человек: предложила отдать часть аптечной сети — это, кстати, справедливо, ведь он пахал, как бобик, все эти годы, и значительно расширил ее бизнес. А еще она пошла навстречу, согласившись отсрочить развод. «До сих пор мне верит, — удивленно подумал он. — Другая бы на ее месте сразу отстранила меня от дел. Но я все это время старательно зачищал следы, подсовывал ей такую отчетность, что не придраться… Лохня она, конечно, как и все порядочные… Так и не поняла ничего: ни о том, что деньги уходят налево, ни о том, что продать аптеки можно хоть сейчас. Вот только новый хозяин потребует аудит перед сделкой, а этого я допустить не могу».
Демидов вынул из валявшейся возле дивана раззявленной сумки чистое белье, надел трусы и носки, стащил со спинки кресла брюки. Под пиджак пришлось надеть тонкий джемпер, а галстук сунуть в карман.
Захватив ключи и мобильник, Макс захлопнул дверь квартиры и спустился к машине. До ближайшего торгового центра — пять минут езды. Специально подбирал квартиру так, чтобы до ресторанов и магазинов было рукой подать. Это Таньке всегда нравилось жить в лесу, а он — человек из каменных джунглей, ему нужна движуха, драйв, развлечения. Да, разные они с женой — не будь этого, может, и забыл бы Алёну…
«Скоро, любимая. Скоро… — мысленно пообещал он, нажимая на газ. — Я заработал почти столько, сколько нужно. А если получится добить дело с обналичкой, денег будет достаточно. Главное, чтобы Василенко не слился: боится, гад, что из-за этого развода Танька меня прижмет, и денежки «хорошего человека» зависнут на ее счету».
А сколько нужно, чтобы им с Аленой хватило на безбедную жизнь? Макс хмыкнул: с её-то способностью тратить, не считая, это было сложно предсказать. Вчера он пробежался по самарским сайтам недвижимости, подбирал дом. Коттедж на берегу Волги (солидный, с хорошим ремонтом — именно такой понравится Алёне) стоил одиннадцать миллионов. Нормально, он потянет. И на вторую машину денег хватит, а ведь Алёна захочет машину, в этом Демидов не сомневался. На жизнь, с учетом процента от Василенко, останется еще миллионов пять… Маловато, конечно, учитывая Алёнину способность махом тратить любые суммы. Да и ему понадобятся подъемные, чтобы открыть новый бизнес. Эх, если бы у него в запасе было еще несколько месяцев…
«Как некстати сейчас Танька развод затеяла», — эта мысль возникала снова и снова. А вместе с ней — страх. Ведь если раньше он спокойно жил при ней, спокойно работал, потихоньку отжимая деньги, и, в общем-то, как сыр в масле катался — то сейчас ситуация сложилась так, что вскоре предстоит всё это бросить. И уехать к Алёне, которая… Примет ли его? Да, перед деньгами она не устоит — это единственное, что он знал точно. Об остальном старался не думать. «А надо было, — укорил он себя. — Надо. Потому что люди меняются. И я уже не тот красавчик, что раньше — да и она могла забыть меня напрочь, стереть из своей жизни, как стирают сор со стола. Но всё-таки надежда есть. Да и то, что между нами было, не так просто выбросить из памяти — по себе знаю».