Тень мечей
Шрифт:
Самое время произнести речь. Ричард выехал на середину массивного деревянного моста, переброшенного через Рону, поднял вверх меч — огромная толпа святых воинов притихла.
— Братья мои во Христе, внемлите мне! — воскликнул он. — Сегодня мы начинаем священную миссию, которая может иметь единственный финал: мы освободим Иерусалим от язычников и окропим Гроб Господень их кровью!
В толпе раздалось приветственное ликование. Слова Ричарда лишь подтвердили, что эти люди, многие из которых никогда ранее не покидали своих деревень и ферм, готовы отправиться в великое путешествие в далекие страны, чтобы в конце его вернуться домой героями. Внуков поразят рассказы о жестокости варварских орд, с которыми их дедов послали воевать, и о доблести слуг Христовых перед войском Люцифера.
Ричард,
— Будет нелегко, — продолжал он нравоучительным тоном, — некоторые из вас погибнут, еще не достигнув Палестины. Еретики поджидают нас на суше, а море — предатель по своей природе. Если кто-то боится предстоящих трудностей, пусть сейчас же возвращается домой.
Король помолчал для пущего драматизма. Сработало. Мужчины переглянулись и поняли, что никто не собирается отступать. Это лишь усилило чувство солидарности, подчеркнуло единство цели. В этом походе они вместе предстанут перед лицом смерти, хотя большинство собравшихся на самом деле не верило, что может умереть на поле битвы. Смерть — фантом, который охотится за врагом, а не за ними. Ричард, довольный реакцией, продолжал.
— Я горжусь тем, что являюсь одним из вас, как и тем, что буду драться с вами бок о бок, — заявил он. — Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа — в Иерусалим!
Раздавшийся вслед за его словами рев одобрения эхом прокатился над рекой, десятикратно усилившись, и двадцать тысяч мужчин воздели вверх оружие, салютуя.
В Иерусалим! В рай! Смерть неверным! Вперед во славу Христа!
Ричард от грандиозности происходящего испытал целую бурю чувств. Иоанна всегда говорила, что он слишком легко поддается лести и внешней торжественности, — пусть так. Это событие впишут в скрижали истории для грядущих поколений. Он насладится им до последней секунды.
Под приветственные крики Ричард переехал длинный мост. Когда за ним по мосту двинулась пехота, он услышал ужасный грохот. Тысячи храбрых солдат из Бретани, Шампани, Тулузы и Бургундии шли со своими соотечественниками из Англии и Аквитании через Рону навстречу судьбе.
Когда Ричард оказался на восточном берегу, его встретили лучшие рыцари объединенной армии. Офицеры свиты склонили головы перед своим главнокомандующим. Ричард Львиное Сердце с радостью увидел среди них Уильяма Тюдора, самого достопочтенного рыцаря в его королевстве. Если Ричард считал себя легендарным королем Артуром, то Уильям, вне всякого сомнения, был его Ланселотом. С вьющимися каштановыми волосами, проницательными серыми глазами и точеными чертами лица, Уильям был любимцем женщин, но, казалось, никогда не испытывал ответного интереса. На его красивом лице застыла покорность стоика, за что Ричард нередко дразнил его. Но напрасно. Уильяма не изменить. И по правде говоря, самое ценное для короля — это постоянство и неизменная преданность рыцаря. Король подскакал к Уильяму и заключил его в объятия. Уильям по привычке вежливо улыбнулся, но Ричард заметил в глазах приятеля обеспокоенность.
Минувшие несколько месяцев рыцарь отчаянно противился этой военной авантюре. Он уважал своего короля и никогда публично не озвучивал свое недовольство, но при этом не утаивал своих мыслей. Уильям считал, что крестовый поход — безрассудное и опасное предприятие. Поход играл на руку непосредственно Ричарду и уводил дворян от кипящих вокруг престола страстей, но Уильям не одобрял идею друга. По его мнению, силы мусульман численно — в вооружении и тактическом гении — в несколько раз превосходили европейские. Последние сто лет христианам удавалось удерживать Иерусалим лишь из-за нескончаемых братоубийственных войн в лагере мусульман, а не благодаря присущему крестоносцам военному преимуществу. Теперь язычники снова сплотились под предводительством победоносного Саладина. Ричард терпеливо слушал бред, который нес его первый рыцарь, пока наконец не велел ему замолчать.
Молодой король стал говорить о том, что жалкая группка франков, которая последние девяносто лет правила Иерусалимом, превратилась в самодовольных, близоруких индюков. Эти дворяне, забыв о священной миссии и ответственности, предпочли вино и дворцовые интриги служению Христу. Но он, Ричард, впредь не позволит ошибкам истории повториться. Собранная по всей Европе армия, которая встала под его знамена, возможно, самое могущественное и многочисленное войско со времен Цезаря и Помпея. [46] Оно просто раздавит сарацинские орды, как букашек, во время своего победного шествия к Иерусалиму. И прочь сомнения. Любые. Потому что сам Ричард верует в судьбу. В свое предназначение. Подобно Персею и Ясону, великим героям древних мифов, Ричард одержит победу над всеми, кто встанет у него на пути.
46
Гней Помпей Великий — римский государственный деятель и полководец.
Король перевел взгляд на войско, которое медленно приближалось к ним по мосту. Ричарда всегда поражали дерзкие и необычные проекты подобных новейших конструкций. Мост имел выступающие клиньями опоры, называемые волнорезами. Волнорезы эти были развернуты против течения реки и служили для защиты береговой линии от напора воды, ударов деревьев и всего, что несла с собою река. В верхней части волнорезов были островки настила для пешеходов. Мост возвышался на широких быках, закрепленных железными опорами на каменных глыбах, врытых глубоко в дно реки, — поразительное инженерное сооружение, если принимать во внимание быстрое течение Роны. Сам мост был шагов десять в ширину и почти двести пятьдесят шагов в длину (с левого берега на правый), а дальше покоился на цилиндрических сводах, где основной вес приходился на острые края камней.
Сотни пеших и конных воинов были уже на полпути через великую реку и уверенно шагали по этому чуду современной Европы. Их разноцветные знамена, золотые и зеленые, гордо трепетали на ветру, что было знаком Божьей милости. Распевая веселые триумфальные песни, воины скакали вперед с высоко поднятой головой. Поистине незабываемое зрелище. Все, о чем он мечтал, — сбылось.
— Взгляни на них, Уильям, — сказал король. — Какая гордость! Какая дисциплина! Чем тебе не довод в пользу крестового похода.
Однако убедить Уильяма было не так-то просто.
— Твой отец предупреждал: не стоит выискивать предзнаменования, чтобы не напророчить собственную погибель, — ответил рыцарь.
Ричард помрачнел при упоминании покойного короля Генриха. Неужели он навсегда останется в тени своего отца?
— Мой отец был глупцом.
— Может быть… — Уильям пожал плечами. Любой другой побоялся бы так открыто обсуждать правителя, особенно высказывать свое мнение в присутствии члена королевской семьи. Но рыцарь всегда говорил прямо, даже если его взгляды вызывали у монарха раздражение. Поэтому молодой король скрепя сердце терпел заявления Уильяма, ибо уважал его за это качество. В свите любого властелина нужен человек, который не побоится сказать правду, даже нелицеприятную. Однако именно в этот момент Ричарду хотелось, чтобы приятель позволил ему насладиться минутой славы, даже если идея самой кампании вызывала у него протест.
Ричард отвернулся от Уильяма и улыбнулся приближающимся передовым полкам. Он поднял руку, приветствуя своих воинов, как вдруг грянул гром.
Сначала Ричард решил, что это один из мириады хаотических звуков, сопровождающих передвижение любой армии. Но звук нарастал, становясь все отчетливее. От этого неистового грохота кровь застыла в жилах Ричарда.
А потом совершенно неожиданно мост через Рону обвалился.
Центральные балки, поддерживающие старый настил, искривились под весом закованной в латы армии, тяжело шагающей по мосту, — такого массового шествия не мог предвидеть ни один из инженеров. Когда рухнули арочные подпорки, сотни мужчин и лошадей оказались в неистовой реке. От их испуганных, оглушающих криков душа Ричарда готова была разорваться на части. Он с беспомощным ужасом смотрел, как его храбрые солдаты падают прямо в реку. Лошади лягались и дико храпели, но быстро погибали, как и многие воины, которые или не умели плавать, или тонули под весом тяжелых доспехов.